Век перевода. Выпуск 1

Одна луна взойдет, другая станет тенью.
Неразличимы дни, и жизнь моя проста.
О драгоценный лик, тебя венчает пенье:
синицы синей трель и черного дрозда.

Дрозд черно-бархатист, напев его разумен,

а флейты голос чист во тьме и невредим.
Лесная дева, знай, среди замшелых гумен
сбегается зверье к источникам твоим.

Коричневы их лбы с растущими рогами…

А у ночей твоих
павлинья красота цветет в редчайшей гамме,
и шепот или крик колеблет их.

Рептилий изумруд. И россыпь насекомых

вкруг лезвия ножа уклейки золотой.
Упадок летних сил в зеркальных водоемах,
и тишина приходит на постой.

Владения мои! В путь отправляюсь дальний;

я волхвовать могу, могу колдуньей быть.
Да будет сад цвести и зреть орех миндальный
и алое вино, коль захочу я пить.

Прозрачная земля, от жажды умираю!

Ты зреешь… Силы дай, чтоб я смогла понять,
как ручку повернуть у врат тяжелых рая
и снова в том саду под деревом стоять…

МАША КАЛЕКО (1907–1975)

ИНТЕРВЬЮ С САМОЙ СОБОЙ

Я в городе невзрачном родилась,
где церковка, два-три ученых сана
и крупная больница (как ни странно —
«психушка»), что за годы разрослась.

Я в детстве часто говорила «нет».

В том радости для близких было мало.
Я и сама бы, право, не желала
такую дочь произвести на свет.

В одну из многих войн училась в школе.

Я рассуждала так в двенадцать лет:
«Не будет войн, наступит мир без бед», —
о совершенном думая глаголе.

Учителя признали мой талант,

засим образование мне дали.
Мы слова «сокращение» не знали,
когда нам выдавали аттестат.

Учителя нам ставили отметки,

заботились об уровне юнцов,
стараясь в жизнь нас выпустить из клетки…
опала я в бюро, в конце концов.

Я день-деньской на службе пропадала,

работала почти что задарма.
А вечерами что-то сочиняла
(отец решил, что я сошла с ума).

Карандашом по карте я вела

свои маршруты мнимых путешествий.
А в тихий день без всяких происшествий
большого счастья, так сказать, ждала…

КОЛОНИАЛЬНАЯ ЛАВКА

У мелких городов одно лицо.
Все мазаны они единым мирром.
Окно. Мужчина. Завтрак: хлеб, яйцо.
И мухи, что кокетничают с сыром.

Подмигивает сахар и корица.

Соленья возбуждают аппетит.
И «Монпасье» на солнышке лоснится
и с детской ненасытностью роднит.

А за прилавком сдобная матрона —

с пакетиками в ручках — тут как тут
и между тем вещает скорбным тоном:
«А цены на муку опять растут…»

МАЛЕНЬКАЯ ПЕСНЬ ЛЮБВИ