Где и когда я потерял твой след?Сеющие опустошение кричат о мире.Когда ты уехала, всё было кончено, камни погребены:Беззащитным оружие не пристало.Когда горный тур трется о скалы, кто станетСбирать его шерсть с каменистых отрогов, на пряжу?О Ткач, полотно Твое гладко, но кто жевзвесит руно на весах справедливых?Сеющие опустошение кричат о мире.Что за ангелы ночью застыли на страже у врат Эдемских?Память, гончая сука, готова бежать по следу.Фары армейских конвоев, ночь напролет через город ползущих,как караван сквозь пустыню, — всю зиму, из ночи в ночь, время остановилось,запах солярки и мятой травы.Разве спросишь пришедших: с этим миром покончено?В водах озера храм с мечетью застыли — отразившись — в объятьях друг друга,Готова ли ты их осыпать шафрановой взвесью — столетья спустя,в той стране, где я не смог оторвать от себя твою тень?В той стране, куда мы уходили в ночи, неся двери домов пред собою,чтобы в дом не забрались воры.А дети несли в руках окна — чтобы видеть.Ты шла вместе со всеми, в коридоре огней.Когда выключен свет — можно ли не порезаться об осколки?Я потерял твой след.Когда-то я был тебе нужен. Ты жаждала видеть во мне совершенство.В разлуке ты отточила мой образ. Я стал Врагом.Жизнь превращается в память, чтоб в ней затеряться.Я — все утраты твои. Ты не можешь простить мне.Я — все потери твои. Твой прекрасный враг.Воспоминанья, твои и мои, здесь сольются:По адской реке я проплывал через сад Эдемский —фатоватый призрак, укрытый ночью.По адской реке, в лодочке сердца: волны как из фарфора,ночь тиха. Лодочка-лотос:я плыл — на вянущем цветке лотоса — в направлении нежного бриза,может, хотя бы у ветра есть ко мне жалость.Если бы только ты могла быть моей —что тогда невозможно было бы в мире?Я — все утраты твои. Ты меня не простишь, никогда.Память идет по следам, будто гончая сука.Я не знаю вины за собой. Непрощенный.Сокровенная боль, о которой не скажешь.Нет ничего, что нельзя бы простить. Не простишь.Если бы только была ты моей…Что бы тогда невозможно было бы в мире?
«В пустыне, где брожу я, только тени, отброшенные…»