Век перевода. Выпуск 2

АДРИАН РОЛАНД ХОЛСТ {193} (1888–1976)

Старая песня

Старая песня в сияньи
солнца, и ветер в руках…
он скитался там, где в веках
мечта — одно достоянье.

Под осень тоска навалилась…

и шел он, далью влеком,
отдав себя целиком
пастырю-ветру на милость.

Но в сумерках голос моря

донесся из дали немой,
и голос смерти самой
в сердце послышался вскоре.

И, шатаясь, шагал он дале,

к пределу, на берег веков…
взбудоражив ночной покров,
две чайки взвились и пропали

во тьме, над морским простором,

как две отлетевших души…
Любовь воскресла в тиши,
и положен конец раздорам.

О, сердце на чуждом море —

не разбиться этой волне…
О, мечты, что снуют в вышине,
как чайки на море, на море…

НИКОЛАС ПЕТРУС ВАН ВЕЙК ЛОУ {194} (1906–1970)

В моем последнем слове

Ты прозвучишь в моем последнем слове,
в последнем просветлении ума,
когда угрюмо встанет в изголовье
смертельный страх, когда накроет тьма
всё, что ничтожно: ненависти бремя,
любовь, так мало ждавшую в залог,
спокойствия и действенности время,
что не могло приять твоих тревог;
ты, словно пламя, всё испепеляла,
не зная ни мучений, ни скорбей,
ты требовала, но не утоляла
всех прихотей! И юности моей
неполный круг замкнешь ты своевластно:
прекрасна жизнь — и смерть равно прекрасна.

БРЕЙТЕН БРЕЙТЕНБАХ {195} (р. 1959)

Угроза больного

(Б. Брейтенбаху)

Дамы и господа, позвольте представить — Брейтен Брейтенбах,
вот он, худощавый, в зеленом свитере; он благочестив,
он подпирает, напрягает свою продолговатую голову, дабы для вас
написать стихи, к примеру:

я боюсь закрывать глаза

я не желаю жить в темноте и видеть происходящее
в парижских больницах не счесть бледных людей
что стоят перед окнами угрожающе жестикулируя
словно ангелы в пекле
дождь опустевшие скользкие улицы

мои глаза неподвижны

они/вы меня похороните в такой же дождливый день
когда почва — сырая черная плоть
и листва и цветы перезрелые спрыснуты сломлены влагой
до того как изгложет их свет, небеса потеют белою кровью
но я откажусь держать глаза мои взаперти

оборвите мои худосочные крылья

рот слишком скрытен чтобы не чувствовать боли
в день похорон сапоги надевайте, дабы услышать мне
грязь целующую ваши ноги
скворцы наклоняют плоские гладкие головы, чернеющие соцветья
шелест первой листвы — бормотанье монахов

заройте меня на холме у пруда под цветами львиного зева

и пусть могилу дошлые злобные утки изгадят
во время дождя
души безумных к тому же коварных женщин вселяются в кошек
страхи страхи страхи водянисты бесцветны их головы
и я откажусь свой черный язык успокоить (утихомирить)

Взгляните, он безобиден, будьте к нему милосердны

.