Век перевода. Выпуск 2

От врага избавясь,
в тот же самый миг
в воздухе, как завязь,
зреет звонкий клик:
не жалея блесток,
щедро, без числа,
стая вилохвосток
вскинула крыла…

Стеблей светловласых

ноша так легка,
стражи в медных рясах —
слуги старика,
чье жилье — пшеница;
о Мелхиседек!
Превращенье длится,
завершен побег.

Между изобильем

и бесплодьем рощ
к ласточкиным крыльям
приливает мощь:
крепнет неуклонно
яростный порыв,
очи Аполлона
перьями закрыв.

III…ЕТ ERIT GAUDIUM ТIВI [7]

Трижды Дафной бог отвержен,
клич гремит в груди:
спящий в каждой розе стержень,
тот, что был доселе сдержан,
ныне — в рост иди!

Трижды звук плывет во тьму

в пылевом дому.

Дрожь металась в доме пыли,

как в живой горсти,
клики счастья вдаль поплыли,
ибо нынче им по силе
эхом в жизнь войти.

Эхо в пылевом дому —

но к чему, к чему?

Рвутся птицы-нелюдимки

дымкой в небосклон;
прикасанья к невидимке,
полувздоха, легкой дымки
алчет Аполлон.

Дымкой греза льнет к нему

в пылевом дому.

ХАНС ЭГОН ХОЛЬТХУЗЕН {29} (1913–1997)

Ориген

Смерть медлила, а он стоял на страже,
Готовый. Отрицал любую тьму.
Тянулись караваны и миражи:
О, как же много грезилось ему!

Он пламенел, зрелея неуклонно,

И, лишь томя подобием стыда,
На чувства и на рукопись Платона
Рабыня тень бросала иногда.

Зачем же смерть, когда толпой предерзкой

И мертвой духом полон дольний край?
При чем здесь ангел, если страстью мерзкой
Вводим любой, кто хочет, в гнусный рай?

О мир, Египет, тяжкие гробницы —

Колени сдвинь, фантом отвратный скрой!
Сквозь бедра Логос виден, сквозь ресницы:
Всё — ложь, и первый Рим, и Рим второй!

Он рвался духом к высшему пределу,

Но плоть коснела. Он постиг врага.
Железо взял, и полоснул по телу,
И бросил ядра в пламя очага.

Чудесный улов рыбы