Второй укос принёс нам ещё один стог сена, и отец повеселел. Картошка уродила, зерна намололи, в итоге затарились мукой, благо мельница в Беловске не прекращала крутиться. Все спешили управиться до зимы. На сей раз отец решил не ехать на заработки, и остался, по просьбе председателя, в колхозе. Голова у отца работала прекрасно, а тут надо было подготавливать технику к зимовке, да и масса другой работы.
Школа, в которой работал Сашка, называлась трудной. Там воспитывались трудные подростки, которые уже во всю блатовали по городу, организовав что-то типа банды малолеток. Один раз, это случилось в этом же году, сразу после начала учебного года, один из учеников, самый наглый и дерзкий, оскорбил Александра и, забрав свои вещи, отправился из класса. Сашка терпеть не мог хамства, и всегда боролся за справедливость. Он догнал этого подростка, схватил его за рукав, да так, что оторвал его, после чего взял за шиворот и выгнал из школы. После этого случая все присмирели, парни и девчата стали его уважать и бояться. Этот подросток долго ходил к Александру и просил прощения, и он снова принял его. Впоследствии парень окончил школу, имея по предметам почти одни пятёрки, а во время войны, стал героем Советского Союза, но до этого нам всем ещё предстояло дожить. Учителя всей школы уговорили его стать директором школы, и даже не преподавать в классе, а просто быть в школе. С тех пор школа стала образцовой во всём городе. Многие ребята участвовали в разных соревнованиях и побеждали на городских мероприятиях.
Как я уже говорил, в эту зиму с тридцать первого на тридцать второй год, отец остался в деревне, чтобы помочь колхозу с техникой. Пётр Емельянович ему в открытую пообещал не трогать нашу семью дополнительной продразвёрсткой, которую проводили власти района каждую осень.
Действительно нас не трогали, зато Вася вырвал у отца все нервы, устроив ему такую проверку, которую не устраивали никогда в нашем колхозе.
– Да пойми ты, батя! – кричал он на отца как-то вечером, когда он пришёл к нам погостить с женой и маленькой Анютой, которую тут же подхватила Дуся. – Если я дам тебе слабину, то меня сразу же станут обвинять в сокрытии, и полечу я, как жесть по ветру. Ты главное не волнуйся, я буду орать, наседать на тебя, а заодно всё подчистим. Понимаешь? Или ты хочешь, чтобы нас обоих загребли? Ты же видел, какие там койоты, им до фонаря!
Отец не хотел вразумить то, о чём говорил сын, и всё порывался огреть его плёткой, отчего тот смеялся и убегал.
Мы ещё этого всего не понимали, но интуитивно чувствовали напряжение, поэтому и сами старались вести себя смирно. Всё равно, благодаря Василию и отца, мы прекрасно перезимовали, не испытывая проблем с пропитанием, да и со скотиной. Сумели даже додержать тёлку, которая к весне превратилась в корову.
На Новый год приехал Сашка с молодой девушкой, которая была на год моложе его, звали её Марусей, но он называл её Машенька, обнимая нежно за плечи. Он привёз мне в подарок лыжи, которые я впервые примерил к себе и, скатившись с кручи, вдоль колодца, в сторону реки, в тот же день их сломал.
Новый Год мы отмечали всей семьёй, а потом Александр вместе с Машей, ушёл ночевать к деду Ивану, который тоже был с нами, хоть и чувствовал себя неважно, как он говаривал.
Как ни странно, но в эту зиму было мало снега, особенно на полях. Ветра сдували снег с полей, загоняя его в ложбины и к редкой посадке, что явно вредило озимым ржи и пшенице. Снега было мало, а мороз держал до середины марта. А потом солнце стало брать своё, хотя ночью ещё подмораживало.
– Хунт твоей маце! – ругался отец, сидя вечером за столом, когда мы вечёрили. – Что ж такое деется? Точно без хлеба останемся! Говорят, что везде такая чехарда с погодой в этом году, а на Поволжье, так вообще на полях снега нет! Чувствую, что в этом годе точно тяжко придётся! Если Поволжье останется без хлеба, в стране голод настанет, семь шкур сдерут с крестьян!
– Ну, что ты панику поднимаешь заранее? – недовольно пробурчала мать и прикрикнула на нас. – Чаво рты пораскрывали? Быстро ешьте и идите! Нечего тут байки слушать!
Мы действительно быстро поужинали, и выскользнули из-за стола. Дуся с Ксеньей пошла к Александре, так как Вася задержался в бухгалтерии, а я с Иваном, отправился на улицу. Там хоть и начинало темнеть, но ещё было достаточно светло. Соседские пацаны также гуляли на улице, не желая идти в затхлые от зимней спячки дома.
Вернулись тогда, когда стало уже совсем темно и сразу полезли с ним на печь. Дуся с Ксеньей ещё были у Васи, а мать с отцом разговаривали в передней хате. Отец что-то ей доказывал, слышны были только обрывки разговоров, а мать ему отвечала, иногда смеясь над его репликами.
– Дура! – потом услышал я, уже засыпая, а Ванька уже спал. – Вот до чего же бестолковая! Ей говоришь, что будет тяжело, а она мне ничего страшного, и не такое переживали! Да откуда тебе известно, что нас ожидает!
Потом он громко сплюнул, после чего заскрипела кровать. По-видимому, он улёгся спать. Дальше я уже ничего не слышал и уснул сам.