Великая аграрная реформа. От рабства до НЭПа

Кстати, у нас сейчас власть иной раз обращается именно к раннесоветскому опыту. Взять ту же историю с «Пусси райот». Сами по себе их действия тянули максимум на пятнадцать суток — но если бы им дали пятнадцать суток, у нас бы каждое воскресенье по храмам такие идиотки скакали. А здесь влепили несоразмерно строгое наказание — зато рецидивов не было. Кому охота ради такого мелкого удовольствия идти на несколько лет в колонию?

Ну, а продкомиссаров судили за то, что действия, которые сами по себе тянули на мелкое хулиганство, вызвали восстание.

Д. Пучков: Изнасилование — это не мелкое хулиганство.

Е. Прудникова: Там было не изнасилование, он просто склонял, обещая какие-то послабления дать…

Д. Пучков: И порка — это не мелкое хулиганство.

Е. Прудникова: По тем временам порка была ни во что. На фронте за три года до того солдат на законных основаниях пороли. Так что отношение к порке было философским.

Кстати, не думаю, что их на самом деле расстреляли. У советской власти была такая мера наказания — условный расстрел. Не по кодексу, конечно, а по факту. Слыхали про такое?

Д. Пучков: Нет, про такое не слышал.

Е. Прудникова: А, это вещь замечательная. Вот, например, провинился какой-нибудь чекист, крепко провинился. Расстрелял не тех, кого надо, или еще как-то накуролесил. А чекисту тому двадцать лет от роду, и что с ним делать? Он дитя эпохи. Инденбауму, губпродкомиссару в Тюмени, было двадцать пять лет — сейчас парень в таком возрасте только-только первые самостоятельные шаги в жизни делает, а этот уже руководит продовольственным делом целой губернии во время войны. Его подчиненные были по большей части еще моложе.

Д. Пучков: А его не судили за то, что вызвал восстание?

Е. Прудникова: Нет, он попался повстанцам, его замучили. И вот приговаривают такого деятеля к расстрелу, а приговор в исполнение не приводят. Годик он сидит в ожидании, а потом его выпускают и снова возвращают на прежнюю работу, в ЧК. Но он знает, что над ним висит приговор, и знает, как надо работать. Советская власть вообще очень не любила расстреливать молодых.

Д. Пучков: А старых любила, что ли?

Е. Прудникова: К старым она была жестче. Старый человек — он должен жизнь понимать. А молодой — ему двадцать лет, в голове ветер свистит. Таких обычно щадили, это была политика такая. Давали небольшой срок и быстро амнистировали. Некогда сидеть, работать надо.

Д. Пучков: Неужели действия всего шести человек вызвали восстание?

Е. Прудникова: Нет, конечно! Это лишь один из процессов, я его как пример привела. Были и другие.

Д. Пучков: А процесс над теми, которые восстание организовали?

Е. Прудникова: Если они до суда доживали — то их судили. А вообще бандитских главарей не очень-то в плен брали. Потому что тех, кто организовывал убийства — и еще каким способом! Да еще и женщин, и детей! — до следователя не доводили, кончали на месте. Но это дело обычное. А вот когда судили продотрядовцев — необычное. Красные от белых как раз тем и отличались, что карали своих за превышение власти.

Д. Пучков: Вот вы говорите: гопники, отморозки… Все понятно, к ним вообще никаких претензий нет. Но как только мы касаемся господ белых… Вы же господа, у вас родословная, как у собаки с выставки, вы прекрасны, вас учили, вас воспитывали. Офицеры, балы, юнкера и всякое такое. И вдруг вы начинаете чинить бессудные расправы, людей деревнями расстреливать. Я понимаю красных: у них такие люди были, гопники, отморозки… А вы-то, а вы-то как могли?

Е. Прудникова: Очень просто. Во-первых, у белых за это не расстреливали. Во-вторых, в Российской империи господствовала такая милая штука, как социальный расизм. И с точки зрения господина офицера, нижний чин был не совсем человек, и крестьянин тоже не совсем человек.

Д. Пучков: Я бы даже сказал: совсем не человек.

Е. Прудникова: Ну, это вы махнули… Все же не животное и не насекомое… но и не совсем человек, и поэтому к нему не было в полной мере применимо то, что к господину офицеру. Но не стоит считать всех господ офицеров дворянами — они были большей частью офицерами военного времени, выходцами из мещанства, интеллигенции, а сплошь и рядом — из той же сельской буржуазии, кулаков да лавочников. А деревни жгли в основном казаки — это вообще особая порода людей, их еще при царе, когда пограничная служба стала неактуальна, начали натаскивать на «усмирение». Недаром, когда в середине 1930-х восстановили казачество, последовал буквально взрыв возмущения.

Д. Пучков: Я замечу: все были при этом православные.

Е. Прудникова: Да, все были православные… или считали себя таковыми! Если не считали себя атеистами.

Д. Пучков: А кстати: православная церковь принимала участие в Тюменском восстании на стороне кулаков?