Великая Эвольвента

По учению одного их адептов бегунов Евфимия, цари Алексей Михайлович и Пётр были двумя рогами двурогого зверя, коему служили хорошо знакомые беглому солдату «бесовские» воинские полки, которым в лютости ничуть не уступали духовные и гражданские власти. Ни в миру, ни в монастыре и даже в скиту не видя для себя приюта, они нигде не находили убежища, кроме как в «прекрасной матери-пустыне», в дремучих лесах, в «палате лесовольной». Бегство от тягот подневольной жизни тем более привлекало бедноту, что поощрялось учениями староверов. Эти настроения нашли своё выражение в красочных бегунских песнях, исполненных глубокой печали и поэтической прелести:

Ох, увы благочестие!
Увы древнее правоверие!
Кто лучи твоя тако погуби
И вся блистания мраком затемни?
Десяторожный зверь сие сотвори,
Седмоглавый змий тако учини…
Всюду вернии утесняеми,
От отечества изгоняеми…

Апокалиптические настроения получают распространение особенно среди беднейшей массы старообрядчества. Наступило время, верили они в конце XVIII века, когда «вся пророчества совершаются, предсказания скончеваются». И чем тяжелее было для них степное и таёжное бытие, тем чаще в мечтаниях своих жители лесов обращались к вышнему граду, тем сильнее были желания очистить свои помыслы от неискоренимой скверны мира. Отсюда грёзы о горнем Сионе, граде, где раздаются «гласы архангельские», где не «возвышаются на кафедрах лжеучители» – дети «вавилонской любодеицы». Ибо там и только там, пели они «…растут и процветают древа райские всегда,/ Там рождают, умножают своего сладкого плода».

Между тем «в бегунстве, – справедливо замечает Никольский, – мы имеем дело с возведением в религиозный догмат из давнего явления русской жизни». Ибо даже «древлее» православие едва ли не поощряло пустынное бытие (вспомним былинных богатырей и «калик перехожих»), освящённое постом и молитвой. В более поздние времена бегство стало следствием непреходящей из века в век тяжестью выживания православного народа.

Возобновлённые бегства были следствием нецелесообразной внутренней политики правительства. Уже говорилось о том, что русский народ, одержав немало подвигов и в лице Наполеона победив великую силу, имел все основания для освобождения от крепостной зависимости. Однако, воспрянув духом, народ не получил ни правового, ни социального подтверждения своим надеждам. А раз это не произошло после подвига, то, справедливо полагал мужик, вряд ли когда случится… Очевидно, эти разочарования стали питательной средой для «катакомбного коммунизма», в котором «замечен» был крестьянин Костромской губернии Василий Петров, окружённый немалым числом верных ему последователей. В своих проповедях они громили всякую собственность и в особенности деньги, на которых (в лице царя) лежит печать антихриста. Схожие настроения и их вариации полнили духоборчество, молоканство, хлыстовство и скопчество, в которые вошли элементы язычества. Отсюда «общения с божеством» в виде хождения по кругу, групповые пляски и «беснования», роднившие русских крестьян с катарами («чистыми»), альбигойцами Франции и чешскими (или богемскими) братьями. Понятно, что среди духовных изгоев России не мог появиться ни «свой» Арнольд Брешианский, ни Джон Уиклиф, ни, тем более, Мартин Лютер, поскольку для личностей такого масштаба не было социальной, общественной и экономической базы. Однако общность человеческой психики, существенно не меняясь ни во времени, ни в «пространстве», откликнулась в России в ряде течений, напоминающих средневековый хилиазм, новоапостоликов, новокрещенцев, гуситов, а также религиозные учения, получившие распространение во времена европейской Реформации и после оной, как то – пиетизм.

На российском Олимпе «бог», «ангелы» и святые так же мало отличались от народа, как апостолы и князья на картинах Брейгеля. Потому и в песнях, и в сказаниях «русские боги» живут теми же радостями, что и деревенские мужи, при случае не чураясь варить «пиво», как то мы находим в хлыстовских радениях. В этом «вареве» активными участниками оказываются «Богородица», «святой дух» и «ангелы»:

Ай, кто пиво варил?
Ай, кто затирал?
Варил пивушко сам бог,
Затирал святой дух,
Сама матушка сливала,
Вкупе с богом пребывала,
Святы ангелы носили,
Херувимы разносили,
Херувимы разносили,
Серафимы подносили.