Великая Эвольвента

Откуда такая уверенность? Мережковский не медлит с ответом: «Разум, доведённый до конца своего, приходит к идее о Боге. Интеллигенция, доведённая до конца своего, придёт к религии»… «И когда это свершится, – писал философ, ослеплённый «огнём» разума, – тогда русская интеллигенция… сделается Разумом Богочеловеческим…» («Грядущий Хам», 1906).

Если Эртель полагал, что русское общество способна возродить христианская мораль в действии, то Мережковский видел спасение России в неком абстрагированном «интеллигентном» Петре. «Велика опасность, грозящая нам, но велика и надежда наша: с нами Пётр», – восклицал Мережковский, апеллируя не к апостолу Петру, а к Петру I. Андрею Белому, начавшему «запускать в небеса ананасом» ещё до революции, мрак, ею вызванный, виделся предрассветными сумерками перед грядущим «началом светлого воскресения Христа и Софии, России будущей»…

Но «разум, доведённый до конца своего», и запущенные в небеса «ананасы» исходили из духа разрушения. Поэтому всё сделалось так, как должно было сделаться: священство опустилось, что называется, ниже плинтуса, «масонствующие во Христе» философы ушли в «софийные» грёзы, народ запутался и огрубел, а интеллигенция, и боясь, и презирая народ, в очередной раз явила свою духовную гниль, гражданское мелкодушие и слабоволие.

Но если так, то что в этих обстоятельствах могло предотвратить падение Страны? Или поставим вопрос иначе: что могло бы сыграть сдерживающую роль в реалиях духовного, политического и социального разброда государства?

II

Если исходить из того, что великую Страну выстраивает достойный её народ (т. е. в полной мере исполненный величия, силы духа, мужества и пр.), то в первую голову необходимо обращать внимание на крепящие Страну основы. То есть – на субъекты и прецеденты истории, благодаря которым она стала Великой! [86] В этом случае восстановление государства в качестве самостоятельной исторической данности – политической единицы, исполненной силы духа народа и культурно-исторических инициатив, – более чем реально. Уже само возникновение социальных и политических катаклизмов говорит об ослаблении и даже разрыве внутренних связей, которые призваны крепить основы духовной целостности и моральной крепости общества, объединённого в народ. В сложившихся в России драматических обстоятельствах нелепо было направлять усилия на проведение косметических реформ, пудра которых, сыпясь при каждом неловком движении государственного организма, открывала в теле Страны старые язвы. Итак, вместо заморской «пудры» важно было установить глубокий и всесторонний диагноз социальных болезней, способный выявить причины общественного разлада. Ибо лишь осознание всего комплекса проблем вкупе с видением народа перспектив собственной исторической жизни способно вызвать восстановление внутренних ресурсов Страны, в результате чего законы сделаются действенными, а политические, социальные и экономические реформы станут прогрессивно эффективными.

Увы, это не делалось в России на протяжении двух столетий, не было сделано и в начале XX в.

История учит тому, что самые гениальные политические идеи, социальные проекты и экономические программы являют собой не более чем план или «чертёж», по которому гипотетически может строиться архитектура Страны, государства или империи. В то время как реальное выстраивание происходит только, если за дело берётся главный субъект истории – народ. В противном случае идеи одного человека или группы людей (вспомним Великую Французскую революцию и её детищ следующего века) – значительных и даже великих – остаются плодом единоличного сознания. Даже и реализованные, они, являясь исторически преходящим фактом, становятся политическим фантомом. «Революции бесплодны, – писал на этот счёт кубинский революционер Хосе Марти, – если они не скреплены пером в школах и плугом на полях».