Великая Эвольвента

Названные так не по произволу учёных, а ввиду исторически и культурно состоявшейся активности великороссы не имели качеств, которые впоследствии приписали им историки по недоразумению и архивариусы по призванию. Измышления иных западных историков, издавна и навсегда перепуганных Россией, противоречат сущности и характеру великорусского этноса. Именно нациообразующие свойства: духовная сила и великодушие, могучая воля к жизни и братская (по духовному и нравственному факту «староверческая») взаимовыручка и объёмность мироощущения русских привели к образованию Великой России. Эта бытийная непреложность, став культурным и историческим фактом, напрочь опровергает выстроенную в умозрениях «западную» тезу, в соответствии с которой «русские мало способны к цивилизованному существованию». Тем более, что понятие «цивилизованность» оценивается по шкале, выверенной по себе и между собой правящими кланами Европы в ходе исторически плотного взаимодействия (так, если ты умный, то непременно должен изменить природный мир, «победив» его волей и Разумом). Во всяком случае, не разобравшись в отношении русских (субъектность которых изрядно запутала духовную и политическую мысль XX в. в том числе в самой России) и охотно поверив в свою культурность и непогрешимость в принципе, «западный мир» убедил себя в том, что русским исконно (то есть, всегда) присуща политическая и социальная вторичность, склонность к страданиям и упадничеству, неспособность обустроить государство и быть свободным в нём. Но, меряя чужое бытие собственным, «учителя» запамятовали, что отсутствие в Московской Руси «правильных», с точки зрения Запада, законов свидетельствует об исторически и культурно более перспективной доминанте духовного строя над «буквенным». Уже к XVII в. Россия вплотную подошла к модели до тех пор недостижимого государственного устроения (или Страно-устройства), способного единосущно включать в себя единство веры и дел. Это был тот тип социального бытия, при котором концепция Страны, доминируя над государством, усиливала последнее во всех ипостасях. Иначе говоря, духовность, основополагая жизнь народа и выстраивая социально-нравственную и политическую целостность, этически не противостояла материальной сфере, а единоначально господствовала в Стране. Концепция «Москва – Третий Рим», по существу, была формулой духовно-политического единства Страны-государства, мимо которой прошла «исихастская Византия», и которую извратило омирщвлённое цезаре-никонианство в России. Вывод: русская формула Страны предполагала принципиально новую модель государственного устройства.

Новой она была уже потому, что в конфессионально раздробленной Европе «закон» базировался на социально-политической основе, регулировавшей жизнь народов вне единства христианской морали и нравственности. Помимо прочего «основа» эта мало отвечала запросам социально-экономической формации, заявившей о себе с конца XV в. Потому «европейская буква», ущербная в духовной субстанции, не имеющая настоящей поддержки в морали и нравственности (при этом существуя в «правовом поле» на полицейской основе), – не могла получить реального признания в народе. Тем более, что сама «буква» закона, стоя на страже интересов сильных, не избавляла от нарушения его параграфов как со стороны правоимущих, так и их правопреемников. Таким образом, не имея общенародно признанного морального авторитета, закон служил в Европе скорее уздой свободы народов. И довольно долго!