Великая Эвольвента

В период приобретения исторического и культурного значения России прояснились сущностные различия между европейскими империями и их русским эквивалентом. Развитие социальных сфер России сопровождали научные изыскания. Так, в XIX в. в жизнь общества вошли новые темы и стали активно развиваться науки, прежде мало заявленные в европейских странах, к примеру: происхождение видов человека (Приложение VII). Однако параллельно с формированием этих «эквивалентов» процессы расслоения этноструктуры и внутренней жизни России, с самого начала носившие внесоциальный (т. е. хаотичный и непредсказуемый) характер, привели к коррозии остова великой в потенции государствообразующей этноструктуры. Отхождение от «центра» и размывание великодержавия (этической проекции великодушия), видимо, и обусловило ту широту характера, которую, говаривал Достоевский, «я бы сузил». Частным выражением «великих бескрайностей» является до сих пор любая народу беспричинная (т. е. не вызванная необходимостью и ни к чему конкретному не ведущая) молодецкая удаль, элементы которой явлены в красочных пословицах: «На миру и смерть красна», «Бойся жить, а умирать не бойся», «Жить по воле – умереть в поле», «Смерти бояться – на свете не жить» и т. д. Эта же степная, то есть – жизне-неустраивающая, жизне-неутверждающая и в конечном итоге жизнь-не-ценящая и жизнь-разрушающая, психология реализовывала себя во всевозможных формах ухарства и лихачества, порой без нужды и без видимого повода подвигая на «геройства» тех, кому всё трын-трава и кому море по колено, кого так и тянет жить по воле и умереть в поле. Эти фольклорные молодцы «разудалой Руси», во всякое время живя по случайным понятиям и «от случая к случаю», если забузят, то хоть святых выноси… А то без всякого «подугрева» способны поднять пыль столбом и дым коромыслом так, что хучь вон беги, хучь топор на «ево» вешай… Проявлялись эти свойства не только «простолюдно» и не только на бытовом уровне.

Говоря об отчаянных сорвиголовах и удальцах, весёлом кураже и мрачных формах бузы, отметим, что всё это, искони став отличительной чертой характера московско-русского люда, особенно присуще было «племени босых», по этой причине легко и охотно братавшихся со столь же бесформенным и легко управляемым «пролетарским сознанием». И гордиться тут особенно нечем, поскольку молодецкая удаль, в своих наиболее оправданных и невинных формах прельщающая состоянием души и её щедростью, духовным здоровьем, великолепием воли, энергии и отваги, в своей бытийно-психологической парадигме содержит затаённо-негативные направляющие. Потому что непредсказуемая и бескрайняя (а значит, бесконтрольная и бессмысленная), удаль эта есть подсознательное и даже прямое стремление нарушить правило, правовое установление, закон или общественный порядок. Иначе говоря, те Страно-образующие свойства, на которых зиждется и государство.