Великая Эвольвента

В России, как мы знаем, эволюционное раскрытие Страны было нарушено. У княгини Екатерины Дашковой, обсуждавшей с канцлером Австрии Антоном Кауницем в 1780 г. «русский вопрос», были основания заметить князю: «невежество не позволило ему (Петру I. – В. С.) видеть, что некоторые реформы, насильственно введённые им, со временем привились бы мирным путём (здесь и далее выделено мною. – В. С.) в силу примера и общения с другими нациями». Пётр и вправду лишь «взнуздал» то, что проводил в жизнь «московский кабинет» ещё при Алексее Михайловиче и что не получило должного развития после Раскола. А потому продолжим мысль княгини о деятельности Петра: «Если бы он не ставил так высоко иностранцев над русскими, он не уничтожил бы бесценный, самобытный характер наших предков» [88].

Самобытность народа и в самом деле пострадала, но, надо думать, не только по этой причине.

В период расширения Московии и последующего растянувшегося на века «обновления Страны» в организм народа действительно стали проникать до того мало присущие ему «степная» инертность и созерцательность, которые привнесли с собой в равнинную Русь жители бескрайних степей и пустынь. Собственно, «обмен свойств» происходил как ввиду появления в этих землях русских переселенцев, так и по причине растекания племён по ареалам России. Раскол в свою очередь породил в России духовный разброд и социальную неустойчивость. Прежняя соборная целостность начала давать трещины, а исторически выношенное своеобразие народа стало подаваться под натиском волею судьбы «случившихся русских». В бытие Страны проникли взращённые «в степях» свойства, существенно изменившие характер народа, а именно: мрачность, нелюдимость и зависть, с которыми в деле и социальном обиходе спорила «ханская» дурь, спесь, тщеславие и безответственность. Веками формируемый характер «старшего брата», который прежде всего и в наибольшей степени отличало великодушие, мельчал, деформировался в социальную, политическую и бытовую мелкоту. Всё это разъедало духовно-плодородный слой Страны. Но, как уже отмечалось, не везде и не во всём.

Вообще, не лишне принять во внимание то, что каждый субъект мирового бытия, будь то немцы, русские, англичане, французы, итальянцы, китайцы или японцы, включает в себя десятки сильных племенных образований и народностей. Взятые в отдельности, они могут не обладать государствообразующими свойствами, но, объединённые вместе (по инстинктивному ли стремлению или осознанной необходимости дополнить недостающие свойства), они являют собой мощную этнокультурную общность, в ипостаси нации ведущую к образованию государств, которые живут до тех пор, пока живы крепящие их свойства. Если же народ «вдруг» перестаёт разбираться в своём бытии, если начинает запрягать телегу впереди лошади, а в лесу дров не может найти, значит, это уже другой народ… Во всяком случае, не тот, который выстраивал Страну и Державу. И тогда место, а заодно и территорию «бывшего народа», неизбежно занимают те, кто сохранил способности к организации жизненного пространства и кто понимает, что не хлебом единым жив человек. Знание этого, подкреплённое делом, то есть развитием ремёсел, искусства и науки, как ничто лучше стимулирует рост нации и народа. Н. В. Гоголь, сознавая перспективы не только духовного и державно-коллективного сознания, но и творчества в исторически состоявшемся сознании, был прав, когда отводил ему важное место в жизни Страны: «Искусство – это драгоценная жемчужина в державной короне».