Мы возобновили переписку с родителями мужа; они находились в Одессе и ждали удобного случая, чтобы пересечь границу. Мы ждали их со дня на день. Тем временем я подала документы на французскую визу, но пришлось долго ждать, прежде чем я наконец получила ее. Приехав в Румынию, я не представляла, как сильна общая неприязнь к нам, Романовым. Родство с нами и особенно покровительство нам стали компрометирующими обстоятельствами. Единственным исключением было отношение к нам короля и королевы Румынии. Они ни разу не позволили мне хотя бы заподозрить, что мое присутствие в их доме навлекло на них недовольство правительства. А их щедрость не ограничивалась мною; они не боялись предлагать свое гостеприимство другим членам моей семьи. Однако лишь позже, получив возможность сравнивать, я в полной мере оценила их доброту.
Судьба Румынии во многом зависела от великих держав: Америки, Англии, Франции. Все они с воодушевлением приветствовали русскую революцию; две последних страны надеялись, что новое демократическое правительство успешно продолжит войну против Германии; и все три державы ожидали, что новый режим не будет иметь ничего общего с династией Романовых. Демократия вела битвы и одерживала победы. Европа приспосабливалась к новым условиям, а Румыния приспосабливалась к Европе. В начале апреля королева Мария должна была ехать в Париж; на ее поездку возлагали большие надежды. К тому времени мы тоже надеялись уехать; она предложила взять нас с собой, но на сей раз румынское правительство выразило бурный протест. Королева Румынии не может приехать в Париж в обществе русской великой княжны! Ей пришлось уступить. Помню, как тактично она сказала мне об этом, и тем не менее удар был тяжелым.
Тогда я впервые перенесла прямое унижение в новых условиях. В будущем унижения станут частыми. Легче было стойко выносить выпавшие на нашу долю катастрофы на родине. Во-первых, я сознавала, что мы сами во многом виноваты в том, что с нами случилось; во-вторых, нас словно подхватило ураганом, а обижаться на стихию невозможно. Но странно было встретить за границей так мало понимания, особенно со стороны тех, кто, будучи причастен к политике, знал истинное положение дел, знал, в каком хаотическом состоянии тогда находилась Россия. Мы сами с политической точки зрения никакой опасности не представляли. Мы не были сплочены, главу семьи и его прямых наследников уничтожили. Мы ничего ни от кого не требовали и почти ничего не ожидали.
С исторической точки зрения остракизм, которому нас подвергли, казался вполне естественным. Мы пережили свою эпоху и были обречены. В мире не было места для воспроизведения Византийской империи, чьи идеалы не подходили новым временам; правилам и нормам, которые мы олицетворяли, суждено было исчезнуть. И все же я еще не могла принять подобную точку зрения, ведь я принадлежала к династии, еще так недавно влиятельной; в тех устаревших правилах и нормах я выросла. У меня ушло много времени, прежде чем я научилась хладнокровно относиться к ударам, нанесенным моей гордости. Я страдала, когда меня унижали, – но полученные нами унижения казались поистине мелкими по сравнению с тем, что мы уже преодолели и что получили в другом, более широком смысле.
Нас вырвали из нашего блестящего окружения; нас прогнали со сцены, еще облаченных в наши причудливые костюмы. Нам пришлось снять их, сшить себе другую, повседневную одежду, и главное – научиться ее носить. Прежняя гордыня, вполне уместная и правильная в прошлом, в настоящем казалась нелепой. Гордиться надо было чем-то другим, а главное – выработать новое отношение к жизни, ибо без него невозможно было приспособиться к новым условиям. Лишь гораздо позже я ясно и беспристрастно поняла эту истину, постепенно привыкала к новым представлениям и старалась сжиться с ними. Конечно, в нужном направлении я начала двигаться, как только оставила Россию, хотя вначале мне часто недоставало удобной поддержки прежнего пьедестала, с которого меня сбросили.
Глава V
Парижские воспоминания
Королева уехала из Румынии без нас. Без нее дворец Котрочень казался очень тихим и пустым, всякая бурная деятельность прекратилась. Через несколько дней после ее отъезда в Бухарест прибыли родители моего мужа с нашим сыном. Бедные старики были измучены многочисленными переездами и неурядицами, но малыш был здоров. И все же встреча с ними, несмотря на всю радость, не уменьшила моего желания увидеть Дмитрия. Пока мы не устроились окончательно, решено было, что мои свекры останутся в Румынии. Сына мы снова поручили их заботам, зная о том, как они привязались к нему и как хорошо о нем заботились. Королева Мария, которая должна была отсутствовать лишь несколько недель, обещала не оставлять их.