Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

Нашу встречу с Дмитрием задерживали многочисленные отсрочки и трудности. Нам пришлось ждать не только паспортов, но и возобновления нормального пассажирского сообщения между Румынией и Западной Европой. Кроме того, в ответ на посланный в Париж запрос о возможности получения английской визы мне сообщили, что ее мне, скорее всего, не дадут. И все же, несмотря на такой неблагоприятный ответ, я решила ехать. Выехали мы лишь в апреле. Мы с мужем поехали вдвоем, нас сопровождала лишь старая русская горничная. Алек, мой деверь, оставался с родителями в Бухаресте.

Как странно путешествовать с удобствами, не боясь погони, преследования, не тревожась, что в любую минуту в наше купе кто-нибудь вломится! Все же я пережила несколько неприятных моментов ночью, когда нас будили чиновники, которые проверяли наши визы при пересечении различных границ. С тех пор, как последний раз находилась в безопасности, я стала куда менее храброй.

В Париже мы поселились не в отеле, где было слишком дорого для нас. Мы приняли приглашение одной русской пары, наших бухарестских знакомых, у которых имелся дом в Пасси. Нашим хозяином был талантливый скульптор, дипломат в отставке и бывший богатый русский землевладелец. Кроме того, он интересовался философией и метафизикой. Его жена, очень красивая женщина, разделяла интерес мужа к оккультизму. Позже их дом превратился в центр спиритических сеансов, куда приходили многочисленные посетители, в том числе обладатели весьма громких имен. Результаты спиритических сеансов поражали воображение. О наших знакомых заговорил весь Париж; более того, какое-то время, кроме них, больше ни о чем не говорили. Потом поползли слухи, что зятья хозяина систематически обманывают и его, и посетителей с помощью весьма сложных трюков, которые выполнялись с помощью бечевки и клейкой ленты. Потусторонние явления разогревали интерес присутствующих; удовлетворить их любопытство становилось все труднее. В конце концов обманщиков разоблачили, их фокусы стали слишком сложными, и они попались. История стала поводом для небольшого скандала.

Впрочем, когда мы жили в Пасси, оккультизм еще не начал играть для наших хозяев такую важную роль, как впоследствии. Наши знакомые великолепно нас принимали, и мы оставались у них до тех пор, пока не решился вопрос с нашими английскими визами.

Тот период нашей парижской жизни отличался особой грустью. До войны я обыкновенно приезжала во Францию только для того, чтобы повидаться с отцом, и поездки были веселыми и радостными, но сейчас Париж хранил для меня лишь воспоминания о нем.

В 1902 году, после морганатического брака и ссылки, отец с женой обосновались в Париже, где они купили дом. Выбранное ими владение находилось за городскими воротами в модном пригороде под названием Булонь-сюр-Сен. Чтобы туда добраться, нужно было проехать через Булонский лес. Изначально дом, окруженный садом, был небольшим, но каждый год к нему что-то пристраивали. Отец и мачеха вели там жизнь частных людей, виделись с теми, кого хотели видеть, и делали, что хотели. После нескольких лет, проведенных в Швеции, когда я вынуждена была постоянно находиться на публике, у отца я отдыхала и наслаждалась покоем, на две или три недели избавляясь от всех формальностей; кроме того, я радовалась, что могу хотя бы на время стать частью счастливой семьи, так как они в самом деле были счастливы.

Сразу по прибытии в Париж я ощутила сильное желание поехать в Булонь-сюр-Сен. Хотя я понимала, что поездка причинит боль, мне казалось, что в некотором смысле она и умиротворит меня. Я так долго думала о чудовищных обстоятельствах, сопутствующих последним месяцам и смерти отца, что надеялась: вид старого дома, когда-то знакомое окружение и воспоминания прогонят ужасные картины, созданные моим воображением. Мне хотелось, чтобы память об отце была связана с мирной жизнью, милым домом, с вещами, которые по-прежнему хранили его отпечаток. И я поехала в Булонь.

С первого взгляда за те пять лет, что меня не было, там ничто не изменилось; снаружи дом и сад выглядели точно как раньше. Дорожки выметены, кусты подстрижены, только цветов на клумбах не было. Я позвонила. Из своей сторожки выглянул старый привратник Гюстав. Он узнал меня, как и его толстуха жена Жозефина, которая появилась в дверях, услышав звонок. Они сказали, что гости теперь бывают редко; несколько месяцев назад заезжал Дмитрий. Именно они сказали ему, что его отец в тюрьме.

– Наш бедный милый великий князь, – сказала Жозефина.

Я вошла в их сторожку; мы посидели, поплакали и поделились друг с другом своими бедами. Пожилой паре тоже хватило тревог: их единственный сын, который прошел самые тяжелые годы войны без единой царапины, сейчас находился в туберкулезном санатории. Им удалось сообщить мне известия о моей мачехе. По их словам, после смерти отца она бежала из Петрограда и сейчас находилась либо в Финляндии, либо в Швеции. Мои единокровные сестры находились с ней вместе.