Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

– Мадам, – дрожащим голосом сказала я, – думаю, вы не понимаете, что я – дочь великого князя Павла, которого вы все здесь, по вашим словам, так любили. Всего три месяца назад моего отца убили большевики.

Моя собеседница сильно смутилась; королева попыталась спасти положение, сменив тему разговора.

Подобные случаи происходили тогда очень часто. Люди, жившие в безопасности цивилизованного мира, смотрели на наше положение издалека и судили нас поверхностно, забыв о том, что мы стали действующими лицами в величайшей трагедии новой истории, что наши семьи были практически стерты с лица земли, что мы сами едва успели спасти свою жизнь. Хотя они не имели намерения специально нас задеть, их бестактность тем не менее больно ранила.

Столкнувшись с непониманием, столкнувшись с унижением, мы постепенно приучились смотреть на произошедшее с разных точек зрения, но такой подход требовал времени, усилий и терпения. В Париже перемена в нашем положении стала особенно ощутимой. В России после революции мы все превратились в представителей преследуемого класса. В Румынии ко мне относились как к родственнице королевы. Но в Париже мы считались обычными гражданами, которые жили или должны были жить, как все, и эта «обычность» стала для меня чем-то совершенно новым.

Никогда прежде я не носила с собой денег и не выписывала чеков. Мои счета всегда оплачивали другие – в Швеции главный конюший, в России управляющий конторой моего брата. Я приблизительно знала, сколько стоят драгоценности и платья, но понятия не имела, сколько должны стоить хлеб, мясо, молоко. Я не могла купить билет на метро; я боялась входить в ресторан одна; я не знала, как и что там заказывать и сколько давать чаевых. Дожив до 28 лет, в практических вопросах я была ребенком, и мне пришлось всему учиться с самого начала, как ребенку приходится учиться переходить дорогу, прежде чем он может посещать школу самостоятельно.

Когда нам наконец дали британские визы, я радовалась не только скорой встрече с Дмитрием, но и возможности уехать из Парижа. Оказалось, что в Париже пока невозможно обрести равновесие.

Глава VII Воссоединение в Лондоне

Поездка в Лондон тринадцать лет назад, около полугода спустя после окончания войны, очень отличалась от того, что происходит сейчас. Поезд из Парижа в Булонь-сюр-Мер на берегу Ла-Манша шел медленно, старомодные неудобные вагоны были переполнены. Город Булонь-сюр-Мер, где сохранилось еще немало военных сооружений, выглядел тихим и заброшенным, словно замок Спящей красавицы времен войны. Ла-Манш мы пересекали на старом, грязном пароходе. Почти всю дорогу мы вместе с другими иностранцами стояли в длинной очереди, дожидаясь, пока нам проштампуют паспорта. Попав в каюту, где сидел чиновник, все подвергались безукоризненно вежливому, но подробному устному допросу, из-за которого чувствовали себя какими-то шпионами. Но в Англии ничто не напоминало о недавних военных действиях; перед нами открывались спокойные, мирные пейзажи, не нарушаемые ни заграждениями из колючей проволоки, ни деревянными бараками. Все казалось красивым и опрятным.

Впервые в жизни я увидела дуврские утесы. Прежде я никогда не бывала в Англии. Впрочем, дорога до Лондона почти не оставила у меня впечатлений; я не могла думать ни о чем, кроме встречи с Дмитрием, которая ждала меня впереди. Чем ближе мы подъезжали к Лондону, тем страшнее мне становилось. Наконец, поезд подошел к вокзалу Виктория. Задолго до остановки я высунулась из окна купе, оглядывая платформу. Поезд остановился. К нам знакомой походкой враскачку приближалась высокая фигура в хаки.

– Дмитрий! – закричала я.

Он развернулся на мой голос. Дмитрий! Ничего не видя вокруг, я пробежала к выходу и спрыгнула на платформу. Наши руки соприкоснулись. Мы молча смотрели друг на друга, внезапно смутившись. Потом Дмитрий осторожно снял фуражку, и мы обнялись. По-прежнему не произнося ни слова, мы смотрели друг на друга. Брат сильно изменился; он больше не был белокожим изящным юношей, которого я провожала на пустом вокзале зимней ночью в 1916 году. На его обветренном лице появились морщины, плечи стали шире. Он возмужал и как будто стал выше ростом.