Впоследствии Савинков, тот самый человек, который пощадил нас, стал очень известен в кругах революционеров. Однако к 1917 году он, будучи идеалистом, понял, что большевики собираются захватить власть. Будучи социалистом, он переметнулся на сторону буржуазии. В конце концов ему, как представителю преследуемых классов, пришлось покинуть Россию, и он очутился в Лондоне. Вышло так, что я была шапочно знакома с человеком, который как-то встретился с ним и в его присутствии упомянул мое имя. Савинков задумчиво заметил: как странно, что дети, чью жизнь он когда-то спас, выросли и стали политическими беженцами, как и он. Он выразил желание встретиться со мной, что мне передали. Его желание было тем поразительнее, что русские, к какой бы политической партии они ни принадлежали, неизменно превращались в пылких сектантов и резко обрывали связи со сторонниками других убеждений, отличавшихся от их собственных. Особенно ярко такое отношение проявлялось к нам даже со стороны представителей буржуазных фракций, которые находились в оппозиции к некоторым идеям прежнего правительства.
Я со своей стороны обрадовалась возможности встретиться с Савинковым. Хотя он был пламенным революционером и наши взгляды на большинство вопросов были прямо противоположными, я не сомневалась, что его тогдашний поступок намекает на возможность человеческих отношений, которые позволят преодолеть пропасть между нами и найти почву для взаимопонимания. Я надеялась, что в память о прошлом он сможет говорить со мной свободнее. Мне не терпелось кое-что узнать о психологии человека, входившего в организацию, члены которой питали такую ожесточенную враждебность к нам как к династии, хотели уничтожить нас, пусть и ценою ужасного риска для себя. Мне было интересно, какие оправдания он находит тому, что творилось в России. Но перед тем, как согласиться на встречу, я решила посоветоваться с мужем. Путятин пришел в ужас при мысли о том, что я собираюсь встретиться с одним из убийц моего дяди. Он, конечно, был прав, но я смотрела на происходящее с другой точки зрения. Муж обвинил меня в праздном любопытстве. В то время мне не хватило красноречия объяснить, почему я хочу встретиться с Савинковым и поговорить с ним. Переговоры оборвались; мы так и не встретились. Позже, мучимый желанием действовать и тщеславием, Савинков по приглашению Советов вернулся в Россию. Но там он долго не прожил. Всего через несколько месяцев после того, как он уехал, пришло известие о его смерти. Большевики писали, что он покончил с собой, но преобладало мнение, что он попытался устроить заговор против режима, в чем он обладал некоторым опытом, и с ним покончили.
Глава X
Эмигранты императорской крови
В первые недели нашего пребывания в Лондоне практически не было других беженцев из России, кроме нас. Потом они начали прибывать, как правило, более или менее многочисленными группами. Первыми приехали вдовствующая императрица Мария Федоровна, ее дочь и внуки. Вдовствующая императрица пользовалась покровительством части британской королевской семьи, ведь она была теткой короля Георга, сестрой его матери, королевы Александры. Императрица Мария Федоровна и еще несколько представителей моей семьи оставались на юге России, пока у них была такая возможность. В Англию их доставил британский дредноут «Мальборо». В то время все ждали нового наступления большевиков на Крым; хотя моих родственников, которые еще оставались там, охранял полк русских офицеров-добровольцев, оставаться в стране им было небезопасно. Несмотря на все пережитые ими испытания, уезжали они неохотно. В Ялту посылали пароходы и грузовые суда, на которых вывозили гражданское население; императрица не позволяла капитану своего корабля поднимать якорь, пока не убедилась, что не забыли никого из ее знакомых.