На поверхности я довольно хорошо ознакомилась с новыми видами деятельности; я проникла в новый слой жизни и наблюдала его проявления. Я получила возможность изнутри наблюдать за внутренними механизмами, за пружинами и винтиками одного из самых важных парижских видов деятельности: производства предметов роскоши. Я сама стала его частью. Но со временем, когда я начала лучше разбираться в происходящем, мною все больше овладевали противоречивые чувства. Я гордилась, что сама создала себе работу, но деловые принципы оставались для меня чуждыми. Всю свою жизнь я была покупательницей предметов роскоши, а теперь, так сказать, очутилась по другую сторону прилавка. Несмотря ни на что, такое положение меня смущало. Я не могла привыкнуть к тому, что говорили о покупателях у них за спинами. И еще в одном мои взгляды оставались такими неискушенными, даже нелепыми, что придется их объяснить. Меня воспитывали в убеждении, что уделять слишком много внимания и денег своей внешности, одежде не совсем правильно, более того, безнравственно; здесь же я поощряла дурные инстинкты: и тщеславие, и экстравагантность! Но я вскоре убедила себя, что напрасно жалею постоянных покупательниц дорогого модного дома, ведь они прекрасно умеют за себя постоять. В те годы, когда я занималась вышивкой, я узнала о женской психологии больше, чем мне бы хотелось.
Мадемуазель Шанель, с которой я по-прежнему продолжала тесно сотрудничать, очень способствовала тому, чтобы мои взгляды на жизнь стали практичнее. Правда, мне пришлось расстаться со многими иллюзиями, зато я все больше смотрела на происходящее прямо, а не через призму прошлого. Хотя бы за это я должна быть ей благодарна. Шанель сделала для меня еще кое-что важное: научила уделять больше внимания собственной внешности. В прошлом средства не позволяли мне покупать экстравагантные наряды, о чем я не особенно жалела. Во время войны, тем более во время революции у меня не было времени подумать о том, как я выгляжу. Первые два года в изгнании я ходила исключительно в трауре. Я разучилась думать о платьях, хотеть хорошо выглядеть. Опытные горничные, на чьи услуги я полагалась в прошлом, ушли из моей жизни. Мадемуазель Шанель, со свойственной ей откровенностью, напомнила мне, как опасно пренебрегать своим внешним видом.
– Учтите, не стоит, появляясь на людях, выглядеть как беженка. Не воображайте, что таким образом вы пробудите в ком-нибудь сочувствие; наоборот, спустя какое-то время вас начнут избегать. Если хотите преуспеть в делах, прежде всего нужно выглядеть процветающей, запомните это, – говорила она.
Поскольку меньше всего мне хотелось возбуждать жалость, я прислушалась к ее совету. Мало-помалу она одела меня и научила пользоваться косметикой, которой я раньше почти не пользовалась. Кроме того, она прислала ко мне шведскую массажистку и заставила сбросить лишний вес.
– Вы понимаете, что теперь как будто помолодели на несколько лет по сравнению с нашей первой встречей? Тогда вы выглядели как женщина за сорок, – сказала она мне через несколько месяцев после того, как я начала следовать ее советам.
Единственным, что приводило ее в отчаяние, оставались мои волосы. Я не умела сама делать прическу, а волосы были такими густыми, что голова моя всегда выглядела растрепанной, сколько бы времени я ни тратила на укладку. Сама Шанель в то время уже коротко стриглась.
– Нет, я в самом деле не могу больше видеть вас с этим непривлекательным пучком на затылке, его необходимо состричь! – воскликнула она однажды, когда я вошла к ней в студию.
Не успела я сообразить, что она собирается делать, как она вынула из моей головы шпильки, схватила ножницы и стала меня стричь. Когда она закончила и я посмотрелась в зеркало, результат привел нас обеих в ужас. Но ущерб уже был причинен, и с того дня волосы у меня короткие. Однако моему парикмахеру удалось привести мою голову в более или менее приличный вид лишь через несколько недель.
Что касается моей мастерской, Шанель призывала меня вести дела более профессионально; ее отталкивало все любительское, носившее налет благотворительной организации. Она совершенно справедливо придерживалась того мнения, что бизнес и благотворительность смешивать не стоит. Но мне еще предстояло усвоить урок. Тогда она могла бы помочь мне единственным способом: подыскать человека, который наладил бы дело в моей мастерской, то есть подыскать профессионала, о котором она столько говорила. Ее же советы сводились к общим принципам, которые я была не в состоянии воплотить в жизнь без должной помощи.
Мне казалось, что Шанель высоко ценила то, что я предлагала ей лично; хотя обычно она была скупа на похвалу, временами поощряла меня. Моя фантазия в области вышивки развивалась и оказалась довольно плодотворной, хотя в конце каждого сезона я чувствовала себя такой опустошенной, что была уверена: больше мне не удастся придумать ничего нового. Но когда подходило время и требовались новые идеи, они послушно появлялись.