Великая любовь Оленьки Дьяковой

Комнату заполнила тишина такой плотности, что слышно было движение воздуха. Заскользила долгая тягучая минута, а за ней выстрелом – предательский миг, и вот в этот-то самый миг, как по волшебству, Мура – кружевная, шелестящая умница-Мура – показалась Севе взаправду курицей. И то, как она смотрит, наклонив голову чуть набок и при этом округляя глаза, как приоткрывает тонкий рот, словно сейчас закудахчет… У Севы даже дыхание замерло от такой яркой картинки.

– А Шляпников?

– Шляпников? – хмыкнул хозяин. – Пижон. Фасону на рубль, а нутро на копейку. Петушок.

И Сева тут же представил лощёного Шляпникова, всеобщего любимца Шляпу, в его парижском клетчатом пиджаке с накладными плечами, лаковых штиблетах, с вечной полуулыбкой и чуть надменно поднятым подбородком, – представил его петухом на жерди, и даже смешно стало. Действительно, фанфарон…

– А Лоскутенко, Райский…

– Пустозвоны. Графоманы. Погремушки копеечные.

– А дамы? С-с… Софья Павич? И Ла…

– Не смешите. Мелкая крупка. Бусины стеклянные.

И перед Севиными глазами отчётливо нарисовалась вся компания – такая, какой представил её безымянный хозяин этого странного дома. Все друзья в один злосчастный миг почудились ему если не калеками, то точно ущербными, глупыми – как вот петухи и курицы или никчёмные безделушки.

Взгляд хозяина был гипнотическим, хищно-ласковым, он будто высасывал душу через зрачки собеседника – так, что почти физически ощущалась пустота в глазницах, как у Алёши из поезда.

И время поплыло, растянулось мягкой резиновой лентой, намоталось на бабью скалку у печки, утекло куда-то в низкое окошко. Хозяин говорил что-то, и что-то отвечал Сева. Страх переродился в нечто более чудовищное, мохнатое, огромное. Оно подняло голову внутри Севы и хрустко заворочало позвоночником.

Сколько прошло времени? Пять минут? Десять? Четверть часа? Он не понимал, лишь чувствовал, что произошло что-то важное. Жизненно важное. Перед глазами скакали буквы и – как усмиряющий их демон – вилась змеёй чернильная подпись по белому полотну бумаги – кольцами, кольцами и хвостом вверх!

Да что ж за наваждение такое! Сева даже остервенело потряс головой – так, что едва не слетели очки. Хозяин молчал, лишь глядел теперь как-то особенно.

Севе стало невыносимо жарко. Он поднялся, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, мокрой от дождя, посмотрел в низенькое оконце. Во дворе стояла Ксения и разговаривала через калитку с двумя прохожими. Сева пригляделся, прищурившись… Короткая стрижка не то девушки, не то бабушки, что-то блестящее в глазу её долговязого спутника в плаще… А не Кика ли это с Алёшей?..

Сева отшатнулся от окна, тряхнул головой, словно пытался прогнать морок.

– Что вас так испугало, Всеволод Иосифович? – холодно спросил хозяин. – Неужто понятые наши? Да-да, зазываю иногда. Очень бывает необходимо. Вот и сегодня, как знал, как знал…

Сева снова взглянул в окно: никого не было. Только Ксения по-прежнему стояла во дворе. Он прилип к стеклу – дорога просматривалась очень хорошо, но ни одного прохожего ни справа, ни слева на весь широкий обзор.

– Али и почудиться могло, – совсем по-деревенски лукаво молвил хозяин. – Дождь кончился, а туман обманчив. Я тоже в этом доме часто обманываюсь. В городе не так. А когда к дочке приезжаю – всё по-другому.

– Понятые… – сдавленно проговорил Сева.

Аванесов тоже встал, подошёл к окну, наклонился, будто высматривая дорогу, и едва слышно прошептал Севе: «Вали отсюда».

Сева и сам уже обдумывал пути отхода. Когда хозяину надоест играть с ним, как коту с полудохлой мышью, кто знает, что он учудит. Позовёт этих странных понятых в дом… Сева ощутил кислоту во рту.

– Вы спрашивали, что стало с вашими друзьями, – хозяин выделил голосом «друзьями» и вытащил из кармана папиросу.

Сева оцепенело молчал.

– Живы, – продолжал хозяин, затягиваясь. – Хоть и не все заслужили это. Но – живы. – И чуть слышно прибавил: – Пока.

– Что с ними теперь?

– А что с ними будет? – брови хозяина поползли вверх. – Дома они уже. Мелковата рыба. Через них на больших людей хотели выйти. Может, и выйдем ещё.

И он засмеялся – рывками, будто выталкивал смех из глубины горла вместе с дымом. Сева снова посмотрел на Жору. Но тот всячески избегал его взгляда.

– Мы о вас тут беседовали с Георгием, – хозяин кивнул на Аванесова. – Надо бы, думали, заглянуть к вам, а вы вот и сами… Удивительные совпадения, не правда ли, Всеволод Иосифович? Я ведь сам нечасто сюда наведываюсь: дела, дела… Слышь, Георгий, а ты говорил, никто тебя здесь не вычислит. Молодец, гражданин Гинзбург, такого сыскаря к нам в отдел бы!

Он выпустил колечко дыма и сощурился.

– Вот видите, это совсем не страшно. Вы сделали правильный выбор.

Сева удивлённо таращился на его руки, гладившие листок бумаги на столе. Хозяин усмехнулся и пододвинул листок Севе. Ужасная догадка полоснула по сердцу, и прежде, чем Сева успел отрицательно помотать головой, он заметил собственную подпись в самом низу листка.