Великая русская буржуазная революция глазами очевидца

• «не по чину берет». Нижестоящий начальник оставляет у себя больше, чем оговорено в ленном договоре, меньше, чем положено, отправляет в королевскую казну, не выполняет или заметно плохо выполняет то, на что ему выделены деньги из государственной казны, присваивая себе непропорциональную их часть;

• наносит своими действиями ущерб интересам более сильного феодала, который ближе находится к государю и может влиять на его кадровые решения.

Претензии может предъявить только реальный, истинный владелец и распорядитель государственной, общественной собственности и блюститель государственных интересов.

Следует честно признать, что не существует собственности, не принадлежащей на правах владения и распоряжения (или только распоряжения) конкретному физическому лицу. Общественная, общенародная собственность в ее советском и нынешнем российском изводе – это фигура речи, обман населения.

В феодальной монархии владельцем и конечным распорядителем собственности, не зафиксированной как частная (т. е. государственной), является монарх. Российский царь Николай II в 1913 году во время последней переписи населения Российской империи, заполняя переписной лист, в графе «профессия» написал: «Хозяин земли русской». Советские пропагандисты потешались и издевались над ним впоследствии. Но человек написал истинную правду – и юридическую, и распорядительно-управленческую. Точно так же личная скромность Сталина в быту объясняется очень просто. Ему не нужно было показное потребление. Он и так фактически владел всем Советским Союзом. Если следовать этой логике (а другая не просматривается), то претензии сотрудникам госаппарата по поводу госсобственности может предъявлять только В.В. Путин. У моей родственницы Лены, у меня и у всех моих знакомых нет на руках должных документов, подтверждающих наше право на государственную, общественную, общенародную собственность. Странная получается ситуация. Похоже, все, что называется борьбой с коррупцией, – это не наша война. Мы не имеем права в ней участвовать, у нас ничего нашего не забрали, мы не можем никак воспользоваться плодами победы, потому что, даже если что-то вернут в госбюджет, это снова не наше. Позиция логичная, но ощущение от этой правильной логики какое-то нехорошее: то ли стыдно, то ли обидно, то ли нерадостно от безысходности. Ну и что с того, что словом «коррупция» мы называем взимание оброка, т. е. то, что является нормальной практикой феодального делового оборота? Ну и что с того, что понимание феодальной нормальности этой практики объясняет ее широкое распространение, а главное – наше отношение к ней, когда в целом вроде не одобряем, но почти каждый для себя не видит в ее реальных проявлениях ничего страшного, а, наоборот, хвалит себя в случае успеха? Запомним это неприятное чувство. Разберемся с ним чуть позже.

Пока одно замечание. Когда я обсуждал эту логическую последовательность тезисов и выводы о коррупции с людьми из разных социальных и профессиональных групп, занимающих разное положение в обществе, реакция у многих была примерно такой: «Складно врешь. Логически и фактически вроде бы все правильно, но финальный вывод?.. Ну, назвал ты коррупцию взиманием оброка и нормальной практикой феодального делового оборота. Ну, доказал ты нам, что у нас не капитализм, а феодальная монархия с 20–25%-й долей частной собственности и частного бизнеса? Это ведь просто изменение названий. Оказалось просто, что врага зовут не Петров, а Иванов, но он ведь все равно нехороший человек и гнобит нас всех».

На это приходилось отвечать следующим образом: «Вот сидите вы дома, пьете чай, а Иванов вас гнобит. Вы злитесь, выбегаете на улицу, кричите: «Петров!» Прибегает Петров. Вы набрасываетесь на него, бьете. Петров теряет сознание, его увозят в реанимацию. Вы довольный возвращаетесь домой, садитесь пить чай, а Иванов опять вас гнобит. Вы совсем свирепеете, идете на улицу, кричите: «Петров!», Петрова привозят на носилках из реанимации. Вы набрасываетесь на Петрова, добиваете его, Петров умирает. Вы довольный садитесь дома пить чай, а Иванов продолжает как ни в чем не бывало гнобить вас. Вы звереете окончательно, бежите на улицу, кричите: «Сидоров!» Приходит Сидоров, и все продолжается по кругу».

Это то, что бывает, когда вещи и явления называются не своими именами. Мы идем не туда и начинаем бороться не с тем, кто является нашим врагом.