Если судить объективно, время для него уже было упущено. Враг получил значительные подкрепления. На протяжении нескольких ночей немецкие и австрийские дивизии, которые предполагалось бросить в прорыв, под покровом темноты подтягивались к фронту по узким долинам позади Изонцо, без труда скрываясь от воздушной разведки итальянцев. Вечером 23 октября они вышли на исходные позиции для атаки[568]
. Ранним утром следующего дня началась артиллерийская подготовка. Сначала артиллерийские позиции итальянцев были обстреляны снарядами с газом. Хью Далтон, будущий британский канцлер Казначейства, а в то время молодой артиллерийский офицер, чью батарею направили на Итальянский фронт, вспоминал, что противогазы им помогали плохо… Вслед за этими снарядами полетели фугасные. В семь часов, когда в итальянских окопах почти никого не осталось, началось наступление.На острие атаки были австрийская 22-я дивизия, костяком которой являлись жители Словении, и 8-я дивизия «Эдельвейс», состоявшая в основном из элитных подразделений тирольских императорских егерей. Они должны были нанести удар от Флича вниз по течению Изонцо в направлении Капоретто (австрийцы называли его Карфрейт) навстречу другой атакующей группе,
То, что удалось лейтенанту Роммелю на его крошечном, но важном участке, немцы затем повторили и в других местах. Немецкие и австрийские части прорвались в глубокую, с крутыми склонами, долину Изонцо, обходя опорные пункты итальянцев и захватывая возвышенности. Они пробили огромную, шириной в 25 километров, брешь в итальянской обороне, изолировав и окружив четыре дивизии противника. Более того, чем дальше продвигалась австро-германская 14-я армия, тем сильнее она угрожала флангам более крупных группировок итальянцев на севере и на юге, в результате чего весь восточный фронт Кадорны мог оказаться под ударом с тыла. Естественная тревога высшего командования усиливалась паникой в войсках. Слухи о прорыве врага подрывали боевой дух рядовых солдат. То же самое происходило 23 года спустя, когда танки генерал-майора Роммеля утюжили деморализованную французскую армию за Мёзом. А сейчас лейтенант Роммель стал брать пленных, причем все больше и больше — сначала несколько десятков, затем несколько сотен, а в конечном счете целый полк численностью 1500 человек. Правда, сначала они колебались, стоит ли сдаваться одному офицеру, размахивающему белым платком, который указывал на его намерения, — Роммель, неисправимый индивидуалист, пошел вперед один, — но затем побросали оружие, побежали к нему и закричали «Да здравствует Германия!»[570]
.