Великая война и деколонизация Российской империи

Какой бы ни была оценка отдельных врачей или госпиталей, все были согласны, что медицинский персонал в зоне военных действий России перегружен работой. Эта нехватка на фронте врачей и медсестер занимает центральное место во всех документальных записях врачей военного времени об их собственной службе. Левон Оганесян вспоминал о своем первом врачебном опыте в конце 1914 года: горстка докторов лечила множество раненых солдат на перевязочном пункте. Толпы легкораненых лежали возле здания под флагом Красного Креста, внутри которого находилось «невероятно грязное и темное помещение без окон и с дырой в потолке, откуда проникал сумеречный свет, было до отказа переполнено ранеными <…> В помещении за несколькими столами работали врачи, перевязывавшие раненых» [Мелкумян 1975: 126]. Солдаты также отмечали болезненную нехватку персонала. В первых сражениях войны, вспоминал один из них, медицинская помощь была «очень слабой: перевязочные пункты были далеко, санитаров с носилками для переноски раненых совершенно не было видно» [Успенский 1932: 34]. Даже самые приукрашенные военные мемуары признавали эту нехватку, а люди отмечали, как на одного доктора могло приходиться 400 раненых [Василевский 1916: 27].

Первый опыт Сергея Миротворцева также вызвал неприятное потрясение. Он служил врачом во время Русско-японской войны, будучи всего двадцати лет от роду. В 1914 году, получив новую престижную должность в Саратовском университете, он тем не менее немедленно подал прошение об отправке на фронт. Прошение было удовлетворено, и он отправился в Главное управление Российского Красного Креста в Петрограде за назначением, встретив при этом немало выдающихся медицинских деятелей своего времени. Его направили в Вильно, где штаб Западного фронта до сих пор не озаботился вопросом о том, чем должны заниматься опытные хирурги-«консультанты» вроде него. Как и многих других «знаменитых русских хирургов», его отправили в тыловой госпиталь, где пока что было немного пострадавших. Вскоре после этого он отбыл в Варшаву – поближе к фронту. Однако он по-прежнему считал, что его используют не по назначению. Прослышав о плохих условиях в Люблине, он поехал туда и увидел ужасающую картину. Раненые толпами прибывали после битвы при Краснике (10-12 (23-25) августа), но не было ни медицинских объектов, ни достаточного числа профессионалов, способных оказать помощь. По прибытии Миротворцев обнаружил почти три тысячи раненых, которые лежали без всякого ухода на железнодорожной станции. Комендант города сказал ему:

Я ничего не могу сделать, у меня нет ни врачей, ни обслуживающего медицинского персонала, ни перевязочного материала и даже нет средств для того, чтобы кормить эту массу людей, которые совершенно неожиданно попали к нам. Ведь Люблин не был в числе городов, куда предполагалось эвакуировать раненых»[296].

Миротворцев начал с того, что попытался оказать медицинскую помощь возможно большему числу раненых, но скоро понял, что его труды – это капля в море, и занялся организационной деятельностью. Он направил телеграмму в Варшаву с просьбой прислать медицинских работников и припасы, а сам прочесал Люблин, отыскивая опытных медиков, каких только мог найти, и набирая добровольцев из гражданских всех мастей, которые готовы были заниматься размещением, питанием и уходом за ранеными. Местные плотники делали для него носилки, аптеки бесплатно снабжали медикаментами, а сотни женщин приходили, чтобы варить кофе и готовить для мужчин [Миротворцев 1956: 68]. Работая две недели без передышки, они наконец позаботились обо всех людях, брошенных на железнодорожной станции. Из этого случая Миротворцев вынес несколько уроков. Во-первых, война сформировала новые условия, требующие творческого подхода и инициативы. Он сам создал новый передвижной хирургический отряд вместе со многими людьми, с которыми ему пришлось работать, «ввиду возможности повторения таких эпизодов, которые возникли в Люблине». Дальнейшие события практически сразу доказали его правоту, и пришлось в спешке отправляться в Новую Александрию, где 4-я армия сражалась с немцами у Вислы [Миротворцев 1956: 69]. Во-вторых, сама по себе отчаянная, изматывающая, но в конечном счете плодотворная работа рождала среди медиков чувство особой солидарности. Это отмечалось практически во всех свидетельствах медсестер, врачей и санитаров. По словам Миротворцева,