Великая война. Верховные главнокомандующие

Однако, как я потом узнал, процессия дошла только до вокзала, а к поезду Великого князя не подходила. Наоборот, как мне потом рассказывал Б. М. Петрово-Соловово, вечером к поезду Великого князя пришли делегаты от могилевских фабричных и просили допустить их к Великому князю; Его Высочество принял их в столовой: рабочие держали себя исключительно почтительно и благожелательно по отношению к Великому князю, говорили о том, что все только на него и надеются, что весь народ совсем не так на все смотрит, как в Петербурге, что теперь всем командует Петербург, но что они заставят услышать их голос; в заключение они просили разрешения поцеловать руку Его Высочества.

Днем генерал Алексеев сказал мне, что я должен буду с ним поехать к Великому князю. Перед этим он получил письмо от князя [Г. Е.] Львова о том, что им предлагается Великому князю, для спокойствия в стране, отказаться от поста Верховного главнокомандующего. Таким образом, мы были у Великого князя, зная уже, что Его Высочество не остается верховным, но Алексеев не доложил еще этого Великому князю и вообще никому это еще известно не было.

Оказывается, письмо это должно было прийти в Ставку ко времени приезда Его Высочества и таким образом предупредить вступление Великого князя на пост Верховного главнокомандующего; но, как мне потом говорил начальник Фельдъегерского корпуса [А. Д.] Носов,[323] письмо было отправлено не через Фельдъегерский корпус, а каким-то революционным способом, и, в результате, оно опоздало ровно на сутки.

Когда мы с Алексеевым были у Великого князя, Его Высочество подписал приказ о своем вступлении в Верховное командование войсками и приказал заготовить приказ о двух или трех переменах в высшем командном составе. Из этих перемен помню только, что Великий князь указал сместить адмирала Русина с должности начальника Морского штаба Верховного главнокомандующего; других не помню.

Когда мы вернулись в штаб, то я спросил Алексеева, следует ли проводить эти перемены, если заведомо известно, что завтра уже Великий князь не останется Верховным; не помню, были ли отданы приказы об остальных переменах, но приказ о смене адмирала Русина не был отдан.

На другой день Великий князь должен был принести присягу Временному правительству. Меня вызвал генерал Алексеев и сказал, что он должен был в качестве свидетеля присутствовать при присяге Великого князя, но никак не может, ввиду спешности разных важных дел, поэтому просит меня заменить его и ехать сейчас же в поезд Великого князя, захватив с собой несколько присяжных листов.

При этом генерал Алексеев показал мне письмо князя Львова и сказал, что я могу доложить Великому князю, что я посвящен им, Алексеевым, в этот секрет. Когда я приехал к великокняжескому поезду и прошел в вагон Великого князя, то из начавшегося разговора и какой-то таинственности понял, что Великий князь не знает, известно ли мне, что он не остается Верховным главнокомандующим. Тогда я доложил Его Высочеству, что мне под большим секретом сообщил об этом генерал Алексеев. Великий князь тотчас же крикнул бывшему в соседнем купе Великому князю Петру Николаевичу: «С ним можно не секретничать, он все знает». Тогда я стал говорить Великому князю о том ужасе, к которому мы идем с каждым днем все вернее и вернее; как быстро разлагаются войска, какое ужасное влияние идет из Петербурга; что до сих пор все еще надеялись, что с назначением Великого князя Верховным все еще может поправиться, а что теперь и эта надежда рухнула.

Великий князь вдруг прервал меня и спросил: «Кондзеровский, Вы верите в Бога?» – «Верю, Ваше Высочество». – «Так вот смотрите, вот какую массу телеграмм получил я на пути сюда со всех концов России, от всех слоев населения, с приветствиями мне. Значит, народ смотрит иначе, и это отразится на всем. Верьте, что Господь Бог не оставит Россию, молитесь ему». – «Верю, Ваше Высочество, и молюсь, но повторяю, что все идет такими шагами, что поневоле страшно становится за будущее».

Великий князь был очень взволнован. Перешли в соседний салон, где должна была произойти присяга. Комната была освобождена от лишней мебели, стоял аналой и, в стороне – письменный стол и несколько стульев. Кроме Великих князей Николая Николаевича и Петра Николаевича, присягали: старик принц Александр Петрович Ольденбургский, сын Великого князя Петра Николаевича, Роман Петрович, и пасынок[324] Великого князя Николая Николаевича.