Великая война. Верховные главнокомандующие

К несчастью, во главе запасных гвардейских батальонов не стояло человека боевого с независимой, твердой волей, который знал бы, что и как надо требовать от офицера и солдата; во главе Петроградского военного округа стоял Генерального штаба генерал-лейтенант [С. С.] Хабалов,[381] который никем, ничем и никогда не командовал и совершенно не знал строевого солдата. Все это, вместе взятое, и имело такие печальные последствия при подавлении Февральского бунта. Все эти начальники растерялись, отдавали ни к чему не ведущие распоряжения и, в довершение всех несчастий, самого начальника всех запасных частей генерал-лейтенанта [А. Н.] Чебыкина,[382] в это время в Петрограде не было, а его заместитель Лейб-гвардии Преображенского полка полковник [В. И.] Павленков[383] был человек слабого здоровья и вообще совершенно не подходил к своей ответственной роли. Ну и результат получился именно такой, который мог обрадовать лишь наших недальновидных политиканов, стремящихся к власти, уверенных, что властвовать и управлять таким огромным и сложным аппаратом, как государство, так легко и вообразивших, что каждый из них явится выдающимся министром. Последствия налицо: что сталось с Великодержавной, Могучей Россией, слово которой когда-то было законом чуть не для всей Европы.

После оглашения высочайших манифестов мой полк на другой же день заступил на позицию; вся окопная служба начала протекать так же, как и раньше; солдаты несли свои обязанности по-прежнему отлично: никакого своеволия или неисполнения приказаний совершенно не замечалось. Офицеры по-прежнему стояли к солдату близко, а солдат, в большинстве, относился к офицеру тепло и душевно. Все, как офицеры, так и солдаты, часто собравшись вместе в окопах, обсуждали: что-то будет дальше? Солдат очень смущало, да и подтрунивали они частенько, что у них военный министр, как они говорили – штафирка,[384] просто «господин» Гучков, да и как же это, недоумевали они, он, господин Гучков, будет бывать среди войск, а форма будет у него, что ни на есть, штатская; чудеса, говорили они, у нас творятся. Подождем, мол, что будет дальше.

Через некоторое время от военного министра господина Гучкова были получены воинские уставы со многими, по его желанию и усмотрению, сделанными изменениями, и от всех командиров полков были истребованы собственноручные заключения относительно тех изменений в уставах, которые желательны были и полезны, по мнению господина Гучкова. Все командиры полков 1-й Гвардейской пехотной дивизии, собравшись вместе и обсудив всесторонне этот вопрос, дали следующие заключения: 1) согласны с отменой отдачи чести во фронт, но, оставив таковую, становясь во фронт перед знаменами, штандартами и погребальными процессиями, которые сопровождаются военной командой; 2) отдание чести, прикладывая руку к головному убору, оставить обязательно; 3) полностью оставить всю дисциплинарную власть начальников, за исключением усиленного ареста, т. е. – отмена темного карцера; 4) полковые суды оставить без изменения; 5) разрешить нижним чинам курение табаку на улицах, но, при отдании чести, папиросу брать в левую руку, как это принято в иностранных войсках; 6) разрешить нижним чинам свободный вход в ресторан и буфеты, при соблюдении воинского чинопочитания; 7) разрешить нижним чинам на железных дорогах проезд в вагонах 1-го и 2-го классов, за нормальную плату; 8) разрешить проезд в трамваях внутри вагона, при соблюдении воинского чинопочитания и 9) допустить учреждение комитетов, при том лишь условии, – чтобы деятельность этих комитетов была чисто хозяйственной: следить за довольствием солдат и правильностью распределения продуктов. Вот, кажется, и все, что мы, как командиры полков, нашли возможным изменить в уставах. А разве этого было мало?! Недаром говорят: «Лиха беда начать…»