Великая война. Верховные главнокомандующие

Это известие нас, всех, положительно ошеломило. Все как-то растерялись, упали духом, и, видимо, у всех промелькнула мысль: что же будет дальше? Находившийся за завтраком командир 2-й бригады 1-й Гвардейской пехотной дивизии генерал-майор [В. А.] Круглевский,[380] Георгиевский кавалер, в начале Великой войны будучи командиром Лейб-гвардии Измайловского полка, тяжело раненный в руку, которую пришлось ампутировать и зверски расстрелянный в Петрограде большевиками, если не ошибаюсь, в конце 1917 г., – разрыдался и, когда его стали успокаивать, то он, сквозь рыдания, сказал: «Теперь все пропало: нет Царя – не будет и Великой России! Вот помяните мое слово: все рухнет. Все, что веками создавалось при русских царях, рухнет, в несколько месяцев, при управлении нашей революционной интеллигенции». И как был прав, покойный! Тогда все стали обсуждать, кто мог бы стать во главе Военного министерства и, хотя нам, военным, было дико представить себе во главе Военного ведомства штатского человека, все же предполагали, что на этом месте окажется А. И. Гучков, так как ни для кого не была секретом та политическая игра, ведшаяся господином Гучковым при содействии генерала [А. А.] Поливанова, ясно выражавшая желание А. И. Гучкова стать военным министром. К сожалению, так потом оно и оказалось.

Приехав из штаба дивизии, я сейчас же собрал офицеров моего полка и объявил им о постигшей нас катастрофе, так как иначе то, что произошло, и назвать было нельзя. У всех нас, строевых офицеров, находящихся на фронте, руки были связаны присутствием перед нами врага; не будь этого, конечно, все строевое офицерство исполнило бы свой долг так же, как оно это сделало в 1905 г., когда вся Россия благодаря агитации революционных элементов волновалась, а не один только Петроград, как это было в 1917 г. Вся наша душа стремилась на помощь Царю и Престолу, но удерживало только сознание, что перед нами еще сильный и несломленный враг. Поверни мы наши штыки в тыл, был бы открыт фронт, а это доставило бы двойное торжество нашему врагу. Многие, быть может, скажут, что из этого вряд ли что-нибудь могло выйти, но я, и не только я, большая часть строевых начальников, близко стоявших к своим офицерам и солдатам, скажут, что если бы была возможность взять приблизительно хотя бы дивизию верных людей с фронта – с беспорядками в Петрограде все было бы кончено. Ибо все те подпольные деятели, подтачивавшие русскую государственность и расшатывавшие русский трон, были народец способный быть храбрыми до первого приближения верных, готовых отдать жизнь за Родину и до последнего издыхания защищать своего Царя, людей. Так оно впоследствии и случилось: когда Временному правительству, творцу нашей смуты, стала угрожать опасность даже от большевиков, оно позорно бежало, сдав все свои позиции без боя. Известно также, что некоторые лица из высшего командного состава принимали деятельное участие в произошедшей трагедии и, не спросив согласия даже командного состава, а не только рядового офицерства, самочинно дали согласие как бы от лица всех войск, на свержение с Престола Государя Императора. Это согласие от лица всех войск – наглая ложь. Большой грех на их душе за это. Но… Бог им Судия, так как большая часть из них уже предстала перед Этим Судией. Быть может, некоторые из этих, да простят они мне, – изменников, оставшихся в живых, оглянувшись на прошлое, поймут, сколько зла и горя принесли они России и, раскаявшись, за те годы, которые им еще остались для жизни, постараются загладить все содеянное, а если нет, – то опять же – Бог им Судия.

Когда я сообщил моим измайловцам печальную новость об отречении Государя, то увидел, какое гнетущее впечатление она произвела на офицеров полка: появилась какая-то безнадежность, упадок энергии, так как каждый сознавал, сколько горя несет для России эта перемена, особенно тогда, когда все надежные войска находились на фронте. Этой перемены могли желать только враги Родины или слепые фанатики.