Велики амбиции, да мала амуниция

– Ты свои повадки-то оставь на время. Ноги б моей в твоём бардаке не было, если б не служебная надобность, – раздражённо отозвался Василь Васильич.

– А у нас все здесь… по надобности, – хохотнула Семирамида, выпячивая из необычайно глубокого декольте грудь. – Красивый ты, ваше благородие! Жаль, что ты к нам по делам службы… Глаз-то у тебя горит! А у нас девочки ой как умеют вашего брата ублажить!

– Веди себя прилично, а не то я завтра сюда с нарядом приду и закрою твоё заведение к чёртовой матери! – пригрозил Романенко.

– Фи, какой сердитый… Ладно, воля твоя! – пожала плечами хозяйка, разваливаясь на диване. – Может, фруктов велеть подать? Или вина? Так ты только прикажи!

– Повторяю, я пришёл по делу и имею чрезвычайно мало времени. Поэтому будь любезна сесть, как подобает, и ответить на все мои вопросы. Чистосердечно. Если солжёшь, ты меня знаешь: замечу. А тогда смотри: устрою тебе и твоим девочкам прогулку в не самые приятные места.

– Ну, не пугай, не пугай! – прикрикнула Семирамида, садясь прямо и запахивая пеньюар. – Я уж пуганная! Сказывай, какого беса тебе надо!

– Знакома тебе Иделька? – спросил Василь Васильич в лоб.

– Стерва-то эта? А как же! Ты по её, стало быть, душу явился? Вот же курва… Мерзавка… Так и знала, что натворит чего-нибудь. Ну, уж можешь быть уверен, что про неё я тебе всё, как на духу. У нас с ней счёты давние.

– Вот, всё и рассказывай. И про счёты, и про мужиков её, и про то, где и чем теперь живёт, – Романенко расположился в кресле и приготовился слушать.

– С Иделькой, когда она ещё молодой была, мы подругами были. Она здесь же и работала. Красивая была! Одна из самых дорогих девочек! Но уже тогда я примечала в ней неимоверную страсть к деньгам.

– А у тебя, значит, такой страсти нет?

– Почему? У всех есть. Да только у неё она над всем стояла. Я, между прочим, понравившегося мне мужчинку и за так ублажить могу. По любви! И нищему подам, и обедом голодного накормлю… Я ведь жалостливая! А у ней ни к кому жалости не было. Одна только алчность. Получит от клиента деньги и любуется на них, а потом прячет. И медного гроша никому никогда не даст… Но вашему брату она нравилась. Даже уж, когда и свежесть самая ушла, всё равно. Как магнит она их притягивала и деньги выкачивала. У меня уж на закате был один пожилой господин… Добрый такой. Вдовец. Ходил ко мне втихаря от своих детей. Очень он боялся, что они прознают о том. А однажды Идельку увидел. И прямо голову от неё потерял! Я – побоку. Куда там! А я ведь к нему, как к родному относилась, по-человечески! Нет же, ему эта жлобка бездушная занадобилась! А уж она-то его, михрютку, подмяла! Он её даже домой к себе таскать стал. Тоже, правда, втихаря. А сколько денег на неё извёл! Состояние целое! Но так она ж дрянь – ненасытная! Решила она бедолагу этого женить на себе! Он-то, конечно, перепугался и её оставить решил… Да тут-то и выяснилось, что как приворожила она его. Ни с одной бабой дела иметь мочи не стало! Даже со мной… В общем, пошёл дурень опять к Идельке, и что б ты думал? С ней – точно молодой! В общем, обещал он на ней жениться, но всё тянул да тянул. Кому ж такая хапанная жена нужна? Потом оказалось, что он и вовсе обещание выполнять не собирался, уважая память жены и чувства любимых детей. А Иделька, ехидна, рассвирепела! Решила отомстить. Как-то была она у моего бедолаги. И возьми и пошли записку его дочери, что отцу, мол, плохо, приходи срочно. Та примчалась, а папаша её с полюбовницею в постели кувыркается. Он как дочь-то увидел, так за сердце схватился и Богу душу отдал… А я уж Идельке трёпку задала! Как я её за волосы, стерву, таскала – ох! С тех пор ноги её в моём заведении нет! – Семирамида закурила и выжидающе поглядела на Романенко.

– Что ж было с ней после того? – спросил Василь Васильич.

– Да ничего… Сняла себе квартирку где-то в районе Китай-города. Адреса точного не помню. Да, ежели тебе надо, у Лили спросишь. Лили у неё бывала пару раз… Нашла себе амуришку какого-то. Из ростовщиков или что-то в этом роде… Деньги с него, как водится, драла, кошка драная… Да вроде бы бросил он её… Об этом я уж мало знаю. А, если не секрет, что тебе так Иделька-то занадобилась?

– Да убили того ростовщика-то, – ответил Романенко. – И ограбили. А свидетели слышали, что подружка твоя бывшая ему угрожала.

– Так вы думаете, что это она его прикончила?

– Всё возможно. Ты ж сама говоришь, что алчность у неё безмерная.

Семирамида задумалась и, покачав головой, сказала:

– Нет… Не могла Иделька на такое пойти. Она, стерва, каких поискать, но не убийца…

– Неужели думаешь, что духу бы не хватило убить?

– Духу? Духу, может, и хватило… Но ты пойми: Иделька, хоть и алчная до безумия, но осторожная. А убийство – это ведь каторга! А она каторги пуще смерти боялась всегда. Не стала бы она так рисковать. Она и без того из любого мужика уйму денег выудить могла. Нет, не там вы ищите…

– Ладно, разберёмся, – Романенко поднялся. – Подавай мне сюда свою Лили с адресом, и я пойду.

– Может, всё-таки мандаринку съешь? – Семирамида протянула Василь Васильичу вазочку с фруктами.