Велики амбиции, да мала амуниция

– Была такая. Он её, правда, прятал ото всех. Она всё под вуалькой была… Замужняя, должно быть… Правда, однажды я таки лицо её увидела. Ветер был сильный. У ней шляпка улетела, а он побежал за ней. Ничего особенного. Волосы русые. Коса длинная… А на щеке родинка большая…

– Вы, что же, следили за ним?

– Было дело. Нет, в первый раз я их случайно увидела… Шла к нему, а он с ней из квартиры выходил. Расцеловались, и она убежала.

– Убежала, а не уехала?

– Убежала. Она к нему через чёрный ход ходила, как и все почти… Я слышала только, как он сказал ей: «В четверг, в Чернышах…» Ну, я из любопытства аккурат в четверг там их и поджидать стала. И приехали голубки! Она под вуалькой. Миша швейцару на чай дал и с нею в номер поднялся. А через два часа вернулись. Тогда-то у ней ветром шляпку и сорвало… Так-то.

Василь Васильич с интересом слушал.

– Из вас бы хорошая агентесса вышла! – пошутил он.

– Нет уж, увольте. Я нынче свободой надышаться хочу. Или вы меня, быть может, арестовать намереваетесь?

– Вообще, госпожа Гельбух, вас следовало бы арестовать за все ваши художества. Уж хотя бы за вымогательство! Да и ваша непричастность к убийству всё-таки не может считаться доказанной.

Иделька презрительно скривила губы:

– Господин Романенко, как вы полагаете, будет человек, которому жизни год остался, рисковать свободой, убивать ради пусть даже и весьма больших денег?

Василь Васильевич вопросительно взглянул на Идельку.

– Вы можете наведаться в клинику доктора Мейера. Он подтвердит вам мою болезнь, – ответила та и вдруг расхохоталась. – Ну, не смешно ли?! Всю жизнь жить в черноте да мерзости, копя деньги, чтобы однажды зажить по-человечески, а, накопив, узнать, что какой-то подонок наградил тебя дурной болезнью! Нет-нет, я, конечно, могу прожить ещё и не год! Да только не хочу! Не хочу дожить до момента, когда у меня провалится нос, и вся я стану разлагаться заживо! Вот, год прокучу, прожгу, прогуляю, а затем – или в петлю, или в воду! А, может, так и правильно! А год всё-таки будет мой! Никто у меня его не отымет! Что, вы и теперь думаете, что я убила?!

– Прощайте, госпожа Гельбух, – тихо сказал Романенко. – Если вдруг узнаете что-то, дайте знать.

– Прощайте, господин Романенко… Больше не свидимся…

От Идельки Василь Васильич уходил с тяжёлым сердцем: уверенности в том, что она сказала ему всю правду у него не было, но не было и весомого основания для ареста… И не было желания арестовывать эту, по сути, несчастную женщину, хотя она того и вполне заслуживала, если не за убийство Лавровича, то за прочие свои «подвиги».

Потерев лицо снегом и обдумав всё хорошенько, Романенко нанёс визит в клинику доктора Мейера, который подтвердил неутешительный диагноз своей пациентки.

Не любя откладывать дела в долгий ящик, Василь Васильич навестил и дом Олсуфьева, расположенный напротив Брюсова переулка, белее известный как «Черныши». По фотографии Лавровича швейцар гостиницы, молодой, крепкий парень, тотчас узнал «господина, который часто приезжал сюда с дамой и щедро давал на чай».

– А даму ты можешь описать? – безнадёжно спросил Романенко.

– Да ведь она в вуальке была, ваше благородие. Скромная такая. Коса у неё длиннющая была, с кулак толщиной. А однажды у ней ветром шляпку унесло. Так она перепугалась, руками сразу личико закрыла. Но я всё-таки успел немного разглядеть… Родинка у неё на правой щеке большая была…

– И уж, конечно, он никак не называл её?

– Да он и себя никак не называл! Мы у хороших господ имён не спрашиваем…

– Ну, что за кабак везде! – раздосадовано воскликнул Василь Васильич, давая швейцару на чай и вновь усаживаясь в сани. – Чох-мох – не дал Бог! Гони, голубчик, в Мёртвый переулок!

– Давай-качай! Даст барин на чай! – рыкнул извозчик, и сани неспешно покатили по снегу.

«Сущий кабак, – зло думал Романенко. – Бабы-то, бабы… Подлянка на подлянке… Собачья работа. Вот, дело: целый день по потаскухам шляться да их постельные тайны выслушивать… Сам тоже хорош! Уж эту алчную потаскуху жаль стало… А чего жалеть её, спрашивается? Поделом… И сколько ж грязи за один день навылезало… Убитый хороший был фрукт… Его, если верить Идельке, а, судя по векселю, говорила она правду, первого нужно бы было по Владимирской дороге отправлять… Ищи теперь убийцу этакой сволочи… Ох-ох-ох… Лучше б мне вместо Петра Андреевича на родину господина Лавровича было смотаться… Провинция, тишина, перемена мест… Так нет – изволь по бардакам ходить! Хотя… Не Вигелю же, в самом деле, со всеми этими подлянками дело иметь. Молод ещё, неопытен… Так и получается, что самая грязь всегда мне достаётся… Собачья работа… Уволиться, что ли?»

С такими мыслями Василь Васильич поднялся в свою квартиру, где сразу навстречу ему выплыла улыбающаяся Полина:

– Здравствуй, свет мой. Устал? – сочувственно спросила она.

Романенко опустился на стул и, посадив Полину к себе на колени, вздохнул:

– Собачья работа… Может, мне уволиться? А, имямочка?

– Нет, Вася, тебе увольняться нельзя. Затоскуешь ведь.

– Затоскую… – вздохнул Романенко.