Велики амбиции, да мала амуниция

– Слушай, отец, – продолжал Василь Васильич, – ты, вот, сказал, будто каждую собаку здесь знаешь… Мне бы маруху мою бывшую сыскать. Давно не виделись! Говорят, что здесь она тоже околачивается.

– Кто такая?

– Волчихой кличут. Знаешь?

– Знаю, – кивнул старик. – Она на северной стороне торгует. Рукавицами, валенками, барахлом разным… Только зря ты к ней навострился.

– Это почему? – нахмурился Романенко.

– Да потому что не ждёт она тебя. С другим милуется. А этот другой – чёрт сущий… Рожа ошпаренная, глаза нет… А она прямо млеет… Видать сила у него большая! Так что имей ввиду… И, смотри, не учини поножовщины какой. Знаю я вашего брата!

– Что ж, он с нею живёт или как?

– Да нет… Так, наведывается иногда. Посшупать…

– Вот, сукино племя, а! – усмехнулся Василь Васильич. – Спасибо, что сказал, отец. На, вот, выпей за моё здоровье! За здоровья раба Божиего Василия! А за её, подлянки, не пей.

– Чего не хватало! – старик жадно схватил пятирублёвку. – Погужу за твоё здоровье на славу! Спасибо, мил человек! Счастья тебе!

Романенко быстро добрался до северной части Хитрова рынка и довольно скоро приметил торговавшую нужным товаром женщину с недобрым выражением лица и большим синяком под глазом.

– Ты Волчиха? – спросил Василь Васильич, подойдя к ней.

– Для кого и Волчиха, а для тебя, пёс, Марфа Никитична!

– Что ж так неласково-то?

– А что я с тобой ласковой быть должна? Ты, поди, покупать ничего не собираешься. А потому проходи лучше мимо.

– Я Калача ищу.

– Ну, и ищи себе на здоровье! Я при чём?

– А при том, что он к тебя в гости захаживает. А мне он до зарезу нужен.

– Ох, дьяволы, как же вы мне все осточертели! Все из одного теста, из одного места… Не знаю я, где его носит! Проваливай, сказано!

– А часто ли он бывает у тебя?

Волчиха прищурилась:

– Да ты лягаш ряженый… А ну, проходи! Я делов Калача не знаю и знать не хочу. И не донимай меня с тем!

– А ты поласковее, поласковее, – Василь Васильич надвинулся на Волчиху. – А то я ведь могу и вызнать, с кого твои валенки да прочие вещички сняты!

– Ты чего ж такое плетёшь, глаза твои бесстыжие? – испугалась Волчиха. – Я торговка честная…

– Это ты в следственной части рассказывать будешь! Вон, у тебя с краю валенки стоят. Дорогие! А сняты они с ограбленного на днях коллежского асессора Белкина…

– Не знаю я никакого Белкина!

– Зато Калач твой знает! А потому: или ты мне сейчас выкладываешь, где мне Калача искать, или я тебя со всей твоей рухлядью отправляю в участок, как пособницу и сбытчицу краденого!

– Да ты что? – Волчиха заплакала. – Я знать не знала, что они краденые… Ну, хочешь бери эти валенки даром и отдай своему Белкину, коли у него нет! Только оставь ты меня в покое!

– Значит, по-хорошему, договориться не хочешь? Что ж, ладно. Я сейчас же позову городовых и…

– Нет-нет! Что ты! – замахала руками Волчиха. – Калача тебе надо? Так я всё скажу… У меня он редко бывает… Он теперь в ночлежке хоронится. Что позади Вольного места. Там и ищи… Только не трожь меня, ладно? У меня дети малолетние: их кормить надо!

– Чёрт с тобою, не ори, – махнул рукой Романенко. – Если возьмём нынче Калача, то тебя на этот раз не трону. Но только на этот раз. Ещё раз краденые вещи у тебя увижу: пеняй на себя!

Скрипнув сапогами, Василь Васильич ушёл, оставив напуганную до смерти торговку, бормотавшую что-то бессвязное.

Разумеется, никакого коллежского асессора Белкина в реальности не существовало. Его и его украденные валенки Василь Васильич вдохновенно придумал только что, чтобы пугнуть несговорчивую Волчиху.

Едва выйдя с Хитровки, Романенко подозвал к себе одного из своих агентов и велел ему следить за Волчихой на случай, если Калач объявится у неё.

Вечером того же дня полиция оцепила район Хитрова рынка с тем, чтобы «ни одна мышь не проскочила», и Василь Васильич в сопровождении небольшой «свиты» явился в ночлежку «переписывать её постояльцев».

Сюда же прибыл и Вигель, стремившийся воочию увидеть всё, что будет происходить.

Перепуганный хозяин ночлежки отгородил для работы полиции угол. Василь Васильич опустился за стол. Рядом с ним сел, положив ногу на ногу, Вигель. В дверях замерли несколько полицейских.

– Начнём с Божьей помощью! – махнул рукой Романенко.

Одного за другим к столу стали подводить обитателей ночлежки. Надо сказать, что само помещение, в котором производилась перепись, было одной из комнат её, а потому отовсюду за работой полицейских следили недобрые глаза.

Пётр Андреевич никогда не бывал в подобных заведениях в отличие от Романенко, чувствовавшего себя здесь привычно, и с удивлением и ужасом наблюдал происходящее. Среди обитателей ночлежки оказывались люди самые разные: босяки, рабочие, разорившиеся крестьяне, клеймёные воры, бывшие интеллигенты, отставные военные, проститутки, дворяне… Каким-то невероятным роком свело этих опустившихся, спившихся, часто потерявших человеческий облик и разум людей в этом месте.