Великие мусульманские империи. История исламских государств Ближнего Востока, Центральной Азии и Африки

Поскольку у Трансоксианы и Западного Туркестана в период между XVI и XIX веком уже не было общей политической судьбы, история каждого государства в регионе должна рассматриваться отдельно, так же как, изучение истории Монгольской империи после середины XIII века заменилось изучением истории мелкий империй, на которые она распалась. Тем не менее следует обратить внимание на множество общих характеристик и близкие взаимные контакты, существовавшие между этими государствами, несмотря на разделяющие их границы. Прежде всего, общим была преданность строгому суннизму всех жителей региона, тюрков или иранцев (таджиков), крестьян или кочевников, придворных, чиновников или правителей. Это оставило отпечаток, заметный даже сегодня, и, как уже говорилось ранее, вызвало более выраженное, чем прежде, отклонение культурного развития от иранского, где шиизм укоренился очень прочно. Религиозное настроение народов Центральной Азии в те века, не реагирующее на изменяющиеся обстоятельства и не располагающее к новым теологическим откровениям, давало людям моральную силу, восстанавливающую их душевное спокойствие после мрачного опыта прежних веков, и вселяло в них чувство общности. Исламское милосердие, являющееся неотъемлемой чертой этой религии, с самыми разными институтами, такими как монастыри, где кормили бедных, медресе и школы при мечетях, где сыновья рабочего люда получали образование, вносило материальный вклад в поддержание социальной гармонии.

В таком обществе, где религия проникала во все сферы общественной жизни, во все классы и племена, никто не мог бросить реальный вызов религиозным властям, улемам и фукаха, и дервишским орденам, среди которых самыми значимыми были Накшбандия и Кубравия. Правитель, который соглашался работать с ними, мог рассчитывать на их весомую поддержку. Они были судьями и помощниками в судах, работали на административных должностях, были имамами у кочевников — в общем, находились в самом тесном контакте с людьми. Попытки ограничить их прерогативы всегда были опасными, даже если были оправданными. Некоторые ханы того периода именно так лишились власти. Центральноазиатские историки, изображавшие события и дававшие оценку ведущим персоналиям, отражают традиционные суннитские точки зрения, поскольку трудились в конкретном историческом контексте.

Шли годы, и историография больше не могла ограничиваться повторением или переосмыслением уже известной информации, хотя именно такова была практика теологии, которая проистекала из суннитской традиции (таклид), и в этих странах существовали специальные органы цензоров, которыми руководили раисы (сравнимые с садрами в шиитском Иране), чтобы обеспечить доктринальную чистоту. Историкам, не изменяя обычной для себя предвзятости, приходилось производить идеологические оценки новых событий и ситуаций. До настоящего времени велись только редкие изучения центральноазиатских хроник этого периода, поскольку их предмет, в отличие от более ранних компиляций, не имеет мирового значения. Более тщательные исследования, возможно, помогут выявить детали, на которые пока никто не обратил внимания. Все манускрипты по большей части находятся в Центральной Азии, а редкие печатные издания практически недоступны. Иностранные ученые в настоящее время полагаются на труды русских авторов, и приводимые ими факты не всегда можно подтвердить[45]. Хотя центральноазиатские хроники, за редкими исключениями, написаны на персидском языке (так же как современные индийские хроники), они пропитаны сектантской предвзятостью против Ирана (как и суннитские индийские хроники) в такой степени, что использовать их можно только с большой осторожностью. И в Центральной Азии, и в Индии склонность к эмоциональному выражению религиозной враждебности и оправдывающему себя изображению прошедших событий значительно увеличивает объемы исторических трудов.

В других областях — помимо теологии и историографии — в те века также наблюдалось единообразие. Такое положение дел согласовывалось с мусульманской традицией и в Средние века культивировалось свободой (намного большей, чем в средневековой Европе), с которой художники, ученые и купцы путешествовали из одной мусульманской страны в другую. Они продолжали путешествовать и в Трансоксиану и обратно, но меньше. Победа шиитов в Иране заставила многих твердых в вере суннитских ученых и поэтов мигрировать на территории Шейбанидов. Среди них были приближенные султана Хусейна Байкара, которые сохраняли среди узбеков наследие суннитской иранской культуры Герата. В XVI и XVII веках многие поэты писали на персидском языке, используя традиционные лирические и панегирические формы. Только так поэты могли рассчитывать на покровительство монарха. В XVIII и XIX веках мистическими пессимистическими стихами Бидиля (1644–1730) из Азимабада, что на севере Индии, восхищались не только в Индии и Афганистане, но и в Трансоксиане. Там им часто подражали. Однако в Иране их игнорировали.