Белла Ахмадулина появилась на свет в нерадостном для страны 1937 году. В ней причудливо сочетались родительские гены. Мать Беллы, Надежда Макаровна, была русско-итальянского происхождения, а отец, Ахат Валеевич, – чистокровный татарин. Необычной внешностью Белла была обязана этому смешению кровей. Надежда Макаровна, как многие в 1930-е годы, была влюблена в Испанию и все испанское и дочку назвала Изабеллой, сочтя это имя испанским, а следовало бы, как отмечала Ахмадулина, назвать на испанский манер Изабель. Но в любом случае именем она впоследствии распорядилась сама, убрав лишние буквы и навсегда став для всех Беллой. Отчество иногда воспринималось людьми как «Ахматовна» (словно Белла вела происхождение от Анны Ахматовой), и она терпеливо объясняла: «Я – Ахатовна, мой отец – Ахат».
В ее натуре были и невероятная чувствительность, и бесстрашие. Когда Белла училась в четвертом классе, из школы была несправедливо уволена учительница Лидия Владимировна, и Белла с товарищами отправились протестовать в «вышестоящий орган». Ахмадулина вспоминала: «И мы так гордо шли, я помню, это была первая такая демонстрация. Мы так гордо шли и гордо вошли, но сначала никто не обратил на нас внимания. Мы спросили все-таки:
– К кому можно обратиться по поводу классных дел в школе?
– А что такое?
– У нас учительница, она очень хорошая, она очень грамотная, она очень хорошая…
В общем, они сказали:
– Пошли отсюда вон, и чтобы ноги вашей здесь не было. Сюда не ходят.
И выгнали, выгнали. Выгнали Лидию Владимировну, выгнали всех нас, но выгнали всем классом. Исключили из школы».
Как многие советские дети, она плакала над книгой «Хижина дяди Тома» и всей своей детской душой сочувствовала угнетаемым на плантациях неграм; «и в стихах у меня все время был несчастный какой-то мальчик, негр». Стихотворение об этом мальчике Белла отправила в «Пионерскую правду» и получила мудрый ответ: «Милая девочка, я вижу, что ты очень страдаешь за всех, кто страдает. Да, надо жалеть, конечно, особенно каких-то отдаленных и беззащитных, но, может быть, ты посмотришь вокруг себя и увидишь то, что тебе ближе». Через много лет Ахмадулина встретилась с женщиной, написавшей это письмо, поблагодарила и сообщила, что с тех пор «несколько исправилась».
Она занималась в литературном и драматическом кружках при Доме пионеров; в литературном писала печальные стихи, а в драматическом играла комические роли. Окружающие говорили, что Белле непременно надо идти на сцену. На вопрос пришедших к родителям гостей «Кем ты хочешь быть?» она уверенно ответила: «Я буду литератором». «Гости ужаснулись, – рассказывала потом Ахмадулина. – Подумали, что за чудовищный ребенок такой, говорит, что будет литератором каким-то».
После окончания школы родители Беллы настояли, чтобы она поступала на журфак МГУ. Но это был не ее путь: на собеседовании она вынуждена была признаться, что никогда не читала газету «Правда»; это для будущего советского журналиста было недопустимо. В 1955 году Белла получила письмо от известного поэта Ильи Сельвинского, в котором тот писал горячо и восторженно: «Я совершенно потрясен огромной чистотой вашей души, которая объясняется не только вашей юностью, но и могучим, совершенно мужским дарованием, пронизанным женственностью и даже детскостью, остротой ума и яркостью поэтического, да и просто человеческого чувства! Как это вам сохранить на будущее? Хватит ли у вас воли не споткнуться о быт? Женщине-поэту сложнее, чем поэту-мужчине… Как бы там ни было, что бы в Вашей жизни ни произошло, помните, что у вас дарование с чертами гениальности, и не жертвуйте им никому и ничему!» И Белла действительно никогда своим дарованием не жертвовала.
Не просто хорошенькая женщина
Белла поступила в Литературный институт имени Горького. Всем – и студентам, и педагогам – было очевидно, что она по-настоящему талантливый поэт (она не хотела быть «поэтессой», считала себя именно поэтом) и очень незаурядная личность. И кроме того, Белла обладала необыкновенно притягательной внешностью. В ее облике были и странность, и хрупкость, и экзотика. Ахмадулина сохраняла привлекательную внешность очень долго, и во все периоды жизни окружающие влюблялись в ее заманчивый, богемный образ.