Вскоре обнаружилось, что не напрасно скорбел Святейший Гермоген.
Бояре отправили многочисленное посольство под Смоленск, к польскому королю Сигизмунду. Главным послам митрополиту Филарету, князю Василию Голицыну и князю Даниилу Мезецкому было приказано просить короля отпустить королевича на царство в Москву.
При этом было поставлено условием его переход в православную веру, разрыв сношений с папой римским и женитьба на девушке из русского боярского рода.
Святитель написал два письма: одно — королю, а другое — королевичу. Он умолял короля отпустить сына в православие, а королевича — принять православие.
Заптем обратился к послам.
— Вы, — сказал он, — как мученики, хотящие мучиться, даже до смерти не щадите жизни своей: за таковые подвиги вы получите венцы царствия небесного.
— Лучше умереть за православную христианскую веру, нежели учинить что-либо постыдное! — ответил ему Филарет, и патриарх благословил послов.
Король крайне неприветливо встретил послов. Во время приёма князья Голицын, Мезецкий и митрополит Филарет высказали всё, что им было поручено. И вот тут-то Сигизмунд заявимл, что сам хочет царствовать на Руси, а королевич выставлялся лишь для отвода глаз.
— Да и куда ему, — добавил он, — такому молодому править государством. Вот когда станет постарше, тогда и займет престол Московских Царей…
Послы оповестили Москву о великом обмане короля. Жолкевский начал вести переговоры с боярами о том, чтобы впустить польские войска в Москву, для охраны столицы от шаек тушинского вора.
Патриарх воспротивился этому. Однако первосвященника не послушали, а его сторонников стали сажать в тюрьму и всячески преследовать.
Поляки заняли Москву. Гетман Жолкевский распоряжался в столице всеми делами. Зная влияние патриарха на народ, он старался привлечь Святителя на свою сторону, но безуспешно. Гермоген не имел никакого желания сотрудничать с врагами Русской земли.
Жолкевский быстро понял, что, добиваясь Московского престола, король затеял опасную игру. Гетман видел, как русские ненавидят притеснителей.
«Быть бунту!» — решил он и поспешил к королю, передав власть над Москвою и польским гарнизоном пану Гонсевскому.
Гонсевский стал усиленно агитировать за своего короля. Ему усердно помогали предавшиеся за деньги полякам боярин Михайло Салтыков и мелкий кожевник Федька Андронов.
Патриарх Гермоген один остался верен православной вере и правде. Народ обратил последние свои надежды на твёрдого духом и прямодушного святителя.
Патриарх заявил, что надо собирать всенародное ополчение, которое освободит Москву и всё государство от поляков, а затем избрать Царя.
Народ согласился с Патриархом, и Святитель начал писать грамоты, призывая русские города ополчиться для избавления святой Руси от бед.
Так святитель открыто восстал против поляков и своими воззваниями, проникнутыми пламенной любовью к Родине, ободрял и укреплял русских людей.
Мстиславский, Салтыков, Андронов и другие, видя, что в городах собираются ополчения, 5 декабря явились к Патриарху Гермогену и стали просить его: «Благослови, Владыко святый, народ на присягу королю Сигизмунду, да подпиши вот эти грамоты: дескать, русские люди во всём полагаются на его королевскую волю и готовы подчиниться ему беспрекословно. А другая грамота к смоленским нашим послам, чтоб они ни в чём не прекословили королю. Чего он хочет, тому и быть».
— Я согласен, — ответил Патриарх, — писать королю, но не о том и не так. Если король даст сына своего на Московское государство и Владислав крестится в православную веру и всех польских людей выведет вон из Москвы, то я к такому письму руку свою приложу и прочим властям повелю то же сделать. А чтобы писать так, как вы пишете, что нам всем положиться на королевскую волю и повелеть послам московским сделать то же самое, то это, ведомое дело, значит, нам целовать крест самому королю, а не королевичу; таких грамот ни я, ни прочие власти писать не будем и вам не повелеваем. Если же вы меня не послушаете, то я возложу на вас клятву и прокляну всех, кто пристанет к вашему совету. К восставшим же на защиту Отечества гражданам писать буду: если королевич примет единую веру с нами и воцарится, то повелеваю и благословляю твёрдо пребывать в послушании к нему; если же и воцарится, да единой веры с нами не примет и людей польских из города не выведет, то я всех тех людей, которые уже крест ему целовали, благословляю идти на Москву и страдать за веру до смерти!
В ответ Михайло Салтыков закричал:
— Я убью тебя!
Он выхватил нож и замахнулся на святителя. Патриарх крестом и спокойно произнёс:
— Не страшусь ножа твоего, но вооружаюсь силою Креста Христова против твоего дерзновения. Будь же ты проклят от нашего смирения в этом веке и в будущем!
Салтыков упал в ноги святителю и просил у него прощения. Гермоген простил его, а Мстиславскому сказал: