— Твое начало, князь! Ты над всеми — больший честью, тебе прилично подвизаться и пострадать за православную веру, а если и ты прельстишься, как другие, то вскоре Бог прекратит твою жизнь, корень твой весь уничтожится, и никого не останется на земле из рода твоего…
Тем временем к Москве стягивалось до ста тысяч защитников Отечества под начальством рязанского воеводы Прокопия Ляпунова.
Калужане шли под начальством князя Дмитрия Трубецкого. К ним присоединился атаман Заруцкий с казаками. Масса ополченцев, шедших «умереть за святые Божии церкви и за веру христианскую», испугала оккупантов.
Гонсевский явился к Гермогену и грубо сказал:
— Ты — первый зачинщик измены и всего возмущения. По твоему письму ратные люди идут к Москве! Отпиши им теперь, чтобы они отошли, а то мы велим уморить тебя злою смертью!
— Что вы мне угрожаете? — бесстрашно ответил Патриарх. — Единого Бога я боюсь. Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь получить чрез неё венец. Уйдите вы все, польские люди, из Московского государства, и тогда я благословлю всех отойти прочь. А если вы останетесь, — моё благословение: всем стоять и помереть за православную веру!
Пришедший после Гонсевского Салтыков стал требовать того же, что и поляк. Гермоген отвечал:
— Если ты и с тобою все изменники и поляки выйдете из Москвы, то напишу, чтоб ополчения возвратились, и тогда всё умирится… Благословляю всех достойных вождей христианских утолить печаль Церкви и Отечества!
В то же время к Патриарху приезжали послы из городов. Святитель укреплял их в любви к Отечеству и уговаривал стоять твёрдо за Родину и истинную веру.
Русская земля никого не хотела слушать, кроме своего первосвятителя. Русь собирала свою силу и становилась страшной незваным гостям.
Патриарх разослал по всем городам грамоты, открыто призывал народ вооружаться против поляков, разрешал от присяги Владиславу, убеждал собраться всем и двинуться к Москве.
Ещё до этих грамот поляки приставили стражу к Патриарху. Теперь же они держали первосвятителя Русской Церкви под строгим надзором.
Лишь изредка Патриарху удавалось поговорить, более или менее свободно, с русскими людьми, которые со всех сторон приходили к Москве, чтобы получить благословение от великого печальника родной страны.
Русские люди разносили по всей земле слова Патриарха. Народ воспламенялся духом и принимал твёрдую решимость пожертвовать всем за Родину.
Во многих местах жители целовали крест, чтобы стоять за Москву и идти против поляков. Города начали пересылать друг другу грамоты с призывом восстать за спасение родной земли.
Ополчения, двинувшиеся из различных концов Русской земли под предводительством Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого, подошли к Москве.
В апреле 1611 года, здесь собралось около 100 000 ополченцев. Опасаясь народного возмущения, Гонсевский освободил Гермогена на один день — в Вербное воскресенье — совершить обряд шествия на осляти.
Гонсевский с русскими изменниками ещё раз решил повлиять на старца-Патриарха. «Если ты не напишешь к Ляпунову и товарищам его, чтобы они отошли прочь, сам умрёшь злою смертию», — угрожали они.
— Вы мне обещаете злую смерть, — спокойно отвечал Патриарх, — а я надеюсь через неё получить венец и давно желаю пострадать за правду. Не буду писать к полкам, стоящим под Москвою, — прибавил святитель, — уж я говорил вам, и ничего другого от меня не услышите!
Тогда поляки бросили Патриарха в подземелье Чудова монастыря, держали старца впроголодь и объявили его лишённым патриаршего сана.
На страстной неделе поляки зажгли Москву, а сами заперлись в Кремле. Ляпунов загородил все пути в Москву, и подвоз припасов прекратился.
Однако совершенно не во время между ополченскими воеводами происходили раздоры. Вражда привела к тому, что отважный и честный Ляпунов был убит. Ополчение расстроилось.
В это же время король польский взял Смоленск с помощью изменника, который указал путь полякам в слабо защищённые смоленские ворота, а шведы заняли Новгород. Москве угрожали новые беды. Помощи неоткуда было ожидать.
Атаман Заруцкий попытался посадить на русский престол сына Марины Мнишек и тушинского вора. Тогда в последний раз патриарх Гермоген из своего заточения возвысил властный голос.
5 августа 1611 года к патриарху тайно пробрался некий свияженин Родион Мосеев. Святитель составил свою последнюю грамоту и отослал её в Нижний Новгород, где русские люди особенно скорбели о постигших Родину страданиях.
В грамоте старец посылал всем восставшим за Родину благословение и наставление твердо стоять за веру. «А Маринкина сына не принимайте на царство: я не благословляю. Везде говорите моим именем!» — поучал святой старец.
Последняя грамота многострадального Патриарха совершила великое дело. Когда она была получена в Нижнем Новгороде, то здешний староста Козьма Захарьевич Минин-Сухорукий воззвал к народу: заложить всё, жён и детей, ничего не щадить для спасения Отечества.