Великие тайны русского престола

Он стал стремиться действовать самостоятельно, независимо от того, нравится или нет его поступок патриарху Никону. Никон быстро почувствовал изменившееся к нему отношения царя, но увидел в этом измену царя, его отступление от правого истинно-христианского пути.

Иначе и быть не могло, поскольку Никон признавал единственно правильными отношениями благочестивого православного царя к духовному главе народа признавал только подчиненное положение к нему государя.

После неудачного шведского похода, предпринятого по настоянию Никона, царь стал заметно холоднее к нему. Появились и личные мотивы. Царь чтил бывшего тогда в Москве патриарха Антиохийского Макария. И когда он узнал о том, что Никон в канун Богоявления не слушал совета Макария и освящал воду только однажды, царь пришел к Никону и грубо отугал его.

Когда же Никон стал упрекать царя в том, что он не имеет права бесчестить своего духовного отца, Алексей заявил:

— Не ты мне духовный отец, а Макарий Антиохийский!

Этот инцидент был только первым предвестником вспыхнувшей ссоры.

В начале 1657 года бояре вызвали из ссылки И. Неронова, принявшего постриг с именем Григория. Старец принялся внушать царю: «Доколе терпишь этого врага Христова? Государевы царевы власти уже не слыхать на Москве, а от Никона всем страх, и его посланники пуще царских всем страшны».

Царь начал избегать встреч с Никоном. Никон ответил тем же и все чаще, не предупреждая царя, стал уезжать в свой Воскресенский монастырь.

Никон стал приходить в нервное и ревнивое отчаяние от потери царской любви. Все великодержавные помыслы Никона о реформационных достижениях его патриаршества были построены целиком на любви и доверии царя. Без этого они были просто недостижимы.

Разрыв был неизбежен, и летом 1658 году случилось то, что и должно было случиться. На 6-го июля была намечена встреча грузинского царевича Теймураза, и представители царской и патриаршей сторон заспорили по подготовке церемонии.

Вскоре дело дошло до того, что царский окольничий Хитрово ударил палкой по лбу представителя Никона, князя Дмитрия Мещерского.

Никон возмутился, однако царь даже не стал разбирать инцидента. ближайший праздничный выход 10-го июля, в день Положения ризы Господней, царь отсутствовал на утрени, а после утрени через посланный им боярин Юрий Ромодановский заявил Никону:

— Царское величество на тебя гневен, потому и к заутрене не пришел, не велел его ждать и к литургии. Ты пренебрег царское величество и пишешься Великим Государем, а у нас один Великий Государь — царь. Царское величество почтил тебя, как отца и пастыря, но ты не уразумел. И ныне царское величество повелел сказать тебе, чтобы впредь ты не писался и не назывался Великим Государем, и почитать тебя впредь не будет!

Никон ответил, что стал называть себя великим государем по повелению царя.

— Великий государь, — ответил Ромадоновский, — почитал тебя как отца и пастыря, но ты этого не понял? Поэтому отныне по приказу царя ты больше не смеешь называться себя великим государем, а он сам почитать тебя впредь не будет!

Если бы Никон правильно понимал свои отношения к государю и свое действительное положение в государстве, то он скрыл бы свое личное неудовольствие и обиду, постарался бы по времени видеться с царем, объясниться с ним и уладить возникшие между ними недоразумения, как это хотел и предлагал ему сделать государь.

Но Никон был слишком невыдержан, горд и самолюбив, слишком избалован вниманием к нему царя, чтобы показать самодержцу свое архипастырское смирение и уступчивость.

Самолюбивый и так и не понявший, какими должны быть его отношения к царю, Никон не желал мириться с изменившимся положением дел.

Потому и держал себя по-прежнему гордо и притязательно, словно он и на самом деле был великим государем, действительным законным контролером всей государственной и общественной жизни и всей деятельности самого царя.

Но когда выведенный из терпения государь приказал сказать Никону, чтобы он впредь не называл себя великим государем и что таким царь более почитать его не будет, Никон не смог выдержать нанесенный ему удар.

Для этого у него не хватило ни нравственного мужества и благородства, ни характера и выдержки, ни должного христианского смирения, присущего архипастырю церкви.

Никон, по своему обычаю, стал бросаться из стороны в сторону и чем далее, тем все более и более терял равновесие и всякое благоразумие.

Он смотрел тогда на все совершавшееся только с точки зрения своего личного положения, личного самолюбия, оскорбленный личной гордости.

Он, который царил и в церкви и государстве, должен был теперь низойти на уровень обыкновенного заурядного подданного царя, должен был признать власть царя высшим для себя руководящим началом.

При таком положении дел патриаршество, казалось Никону, только унижало его, делало его жалким в глазах всех, привыкших доселе видеть его на недосягаемой высоте, рядом с царем и даже затенявшим, своею исключительною властию и мощию последнего.