Никон был строг и тираничен в суде над духовенством. Особые дьяки Никона ходили по церквам Москвы и доносили ему о беспорядках. Патриаршие стрельцы забирали на улицах нетрезвых попов и сажали их в камеры.
Слуги Никона тоже стали заносчивыми. Это взволновало и подняло против Никона большинство Москвы. Все духовенство поднялось против патриарха.
Но особенно неблагоприятной для Никона оказалась вражда к нему боярства из-за его претензий на сферу чисто государственной деятельности.
Царь дал Никону титул «Великого Государя», который по праву царского отца носил в свое время патриарх Филарет. А Никон смело пользовался этим титулом, видя в нем и свою реальную власть.
В предисловии к Служебнику 1653 года царь и патриарх называются «двоицею, сугубицею, богоизбранною». Это Никоново теократическое убеждение. Никон был советником царя в деле присоединения Малой России. Он советовал воевать и с поляками и шведами.
Уезжая из Москвы в походы, царь оставлял Боярскую Думу под контролем Никона. Никон слал указы воеводам в такой форме: «Указал государь царь великий князь всея Руси Алексей Михайлович и мы, великий государь и патриарх…»
Воеводы Никону адресовали свои челобитные. Боярин наместник Москвы и другие чины не имели права никакого дела решать без доклада патриарху. Даже коллективные боярские приговоры утверждались Никоном. Явившиеся к Никону самые высокопоставленные бояре принимались им стоя и получали инструкции, как поступать в том или другом случае.
Никон установил чукть ли не палочную дисциплину, и если кто-нибудь из бояр опаздывал на коллективное заседание даже на минуту, Никон заставлял его ждать на холоде.
На Никона царь оставил и свое семейство, уезжая в поход. В Москве случилась моровая язва. Попечением Никона царская семья перевозилась в безопасные места. Никон вел переписку и с иностранными дворами: с Грузией, Молдавией, Валахией.
Конечно, подобное поведение не нравилось не только боряам, но и духовным лицам, которым был чужд такой стиль государственного властолюбия и помпы.
В боярской думе патриарх обличал бояр то в корысти, то в политически опасной игре с иностранцами. Пользуясь отсутствием царя во время войн 1654–1655 годов, Никон прямо превозносился над боярами, приучая их к покорности патриаршей власти в целях задуманного им своего рода переворота. Мысль о примате Церкви над государством туманила Никону голову.
Не понимал он по своему научному невежеству, что мысль эта чужда всему восточному православию, что к нам просочилась она тоже благодаря научному невежеству в XV веке. Отсюда неистовая ярость Никона к Уложению и страстная мечта о возвращении церкви старой имущественной власти.
Боярская оппозиция Никону зародилась еще в бытность его митрополитом Новгорода. Там он был владыкой над боярами и в государственных делах, мучая их постами и долгими церковными стояниями.
Князь Хованский просил довести до сведения царя «горькую жалобу», что Никон «ему и боярам житья не дает. Они совсем пропали от Никоновской строгости. Никогда такого бесчестия не бывало, что теперь государь нас выдал митрополитам. Лучше бы на Новой Земле за Сибирью пропасть, нежели за новгородским митрополитом быть».
Личные обиды боярства подогревали и обостряли уже осознанную ими вражду Никона к их детищу — Уложению 1649 года.
Само собой понятно, что светские власти не собирались прощать ни поведения Никона, ни его замыслов и задались целью подорвать его фаворитское положение и свергнуть это иго временщика.
Заговор против патриарха возглавили Стрешневы, родственники царя по матери, Милославские, родственники по первой жене, свояк царя Морозов, и даже сама царица Марья Ильинишна.
Причины раскола
Параллельно шли книжные и обрядовые исправления. Быстрота и прямолинейность в этом деле Никона была хорошим поводом для его бывших друзей из духовенства, теперь обиженных его заносчивостью, столкнуться и заспорить с ним.
Обиженные Никоном столичные протопопы слились в общий фронт с боярской оппозицией. Бояре всячески поддерживали борьбу с Никоном наиболее пылких церковных спорщиков, быстро ставших вождями раскола: прот. И. Неронова, Аввакума, диакона Федора.
К середине семнадцатого века стали очевидными расхождения с современной греческой церковной практикой и возникли вопросы по поводу обрядов Русской православной церкви.
Особенно горячие споры возникли еще в пятнадцатом веке об «аллилуйе» и «посолонном хождении» (от слова «посолонь» — по солнцу). А в шестнадцатом веке было с очевидностью замечено множество расхождений и недосмотров в церковных книгах, особенно в переводах богослужебных текстов: одни переводчики плохо знали греческий язык, другие — русский.
На Стоглавом Соборе 1551 года, проведенном с целью введения единообразия в церквах, решено было исправлять книги, сверяя их с «добрыми переводами», но отсутствие единого подхода привело к еще большим искажениям текста.
Одной из попыток введения единообразия в богослужебных книгах было также открытие в Москве типографии. Однако вместе с количеством издаваемых книг росло и число ошибок.