Великие тайны русского престола

«После получения депеши о поражении под Евпаторией (Крымская война, поясняет специально Савицкий, была борьбой за гегемонию в Европе. И Николай I воспринял неудачу генерала Хрулева под Евпаторией как предвестницу полного краха своего величия) вызвал меня к себе Николай I и заявил:

— Был ты мне всегда преданным, и потому хочу с тобою говорить доверительно — ход войны раскрыл ошибочность всей моей внешней политики, но я не имею ни сил, ни желания измениться и пойти иной дорогой, это противоречило бы моим убеждениям. Пусть мой сын после моей смерти совершит этот поворот. Я не в состоянии и должен сойти со сцены, с тем и вызвал тебя, чтоб попросить помочь мне. Дай мне яд, который бы позволил расстаться с жизнью без лишних страданий, достаточно быстро, но не внезапно, чтобы не вызвать кривотолков…»

В воспоминаниях А. Савицкого Мандт отказывается дать яд, сославшись на профессиональную этику. Этот разговор состоялся вечером 17 февраля, а в ночь на 18 февраля 1855 года император скончался.

Почти сразу же началось разложение тела. На лице импеартора выступили желтые, синие, фиолетовые пятна. Черты лица, сведенного судорогой, свидетельствовали, что император умирал в сильных мучениях.

Наследник Александр пришел в ужас, увидев отца. Он сразу же вызвал профессоров Медико-хирургической академии Здеканера и Мяновского и приказал привести тело в надлежащий вид для всеобщего прощания.

Он очень опасался того, что эти знаки еще больше утвердили народ в мнении, что царя отравили.

Чтобы скрыть подлинную причину смерти, медики закрасили чуть ли не все лицо царя. Однако все их старания не предотвратил быстрое разложение тела, и тогда его обложили ароматическими травами.

Что же касается вскрытия и бальзамирования тела, то Николай I был запретил делать это, опасаясь того, что вскрытие откроет тайну его смерти, которую хотел унести с собой в могилу.

Граф Блудов: «Сей драгоценной жизни положила конец простудная болезнь, вначале казавшаяся ничтожною, но, к несчастью, соединившаяся с другими причинами расстройства, давно уже таившимися в сложении лишь по-видимому крепком, а в самом деле потрясенном, даже изнуренном трудами необыкновенной деятельности, заботами и печалями, сим общим уделом человечества и, может быть, еще более Трона».

Граф П. Д. Киселев, присутствовавший при кончине императора: «18 февраля 1855 года. Судьба свершилась. Я поцеловал теплою еще руку покойного, ныне усопшего Императора-Милостивца… 31 января, при моем Докладе, Государь изволил мне сказать с обыкновенною Его приветливостью: „Ты ведь не забудешь, что нынче понедельник и что мы обедаем вместе“. Я отвечал, что простудился и опасаюсь быть неприятным гостем для императрицы. На что Государь возразил: „Я тоже кашляю, жена с нами обедать не будет, и мы вдвоем будем кашлять и сморкаться…“»

Однако другие источники заставляют сомневаться в выводах графа Киселева — как в том, что причиною смерти была простуда, так и в том, что Николай I умер без страданий.

Многие приближенные к трону считали, что он покончил самоубийством под влиянием дурных известий о ходе Крымской войны.

Историк А. Смирнов, посвятивший обстоятельствам смерти императора серьезную работу, приводит целый ряд доказательств в пользу этой версии. Из них как важнейшие можно выделить воспоминания дипломата А. Пеликана и полковника генерального штаба, адъютанта цесаревича И. Ф. Савицкого.

А. Пеликан пишет: «Вскоре после смерти Николая Павловича Мандт исчез с петербургского горизонта. Впоследствии я не раз слышал его историю. По словам моего деда, Мандт дал желавшему во что бы то ни стало покончить с собою Николаю яд. Обстоятельства эти хорошо были известны деду благодаря близости к Мандту, а также и благодаря тому, что деду из-за этого пришлось перенести кое-какие служебные неприятности… Многие из нас порицали Мандта за уступку требованиям императора. Находили, что Мандт как врач обязан был скорее пожертвовать своим положением, даже своей жизнью, чем исполнить волю монарха и принести ему яд. Дед находил такие суждения слишком прямолинейными. По его словам, отказать Николаю в его требовании никто бы не осмелился. Да такой отказ привел бы к еще большему скандалу. Самовластный император достиг бы своей цели и без помощи Мандта: он нашел бы иной способ покончить с собой и, возможно, более заметный».