«Охранная полиция, — писал он, — коль скоро она проникла в числе купленных ею революционеров в подпольные организации,… превратила своих членов в провокаторов. Агентам полиции — членам этих организаций — нужно было побуждать революционеров к активным выступлениям, дабы иметь материал для своих донесений и тем оправдать получаемые ими за их „работу“ денежные средства. Охранной полиции, со своей стороны, было весьма на руку искусственно вызывать террористические замыслы, так как это давало возможность вылавливать из революционной среды, так сказать с поличным, наиболее решительных её деятелей».
Судьба зубатовской организации показывает: в начале ХХ века едва ли не любой замысел, направленный на укрепление самодержавия, при своём осуществлении начинал работать против него.
Провокационный характер затеи, во главе которой стоял священник Георгий Гапон, очевиден. Революционерам необходимо было устроить массовую бойню, чтобы выставить виновной в ней власть и поднять волну «народного гнева».
Условия ставились для власти заведомо неприемлемые, заранее исключавшие любой диалог. Царю предлагалось не просто согласиться на немедленный созыв Учредительного собрания с всеобщей, равной и тайной подачей голосов, но и немедленно присягнуть на площади перед народом в исполнении этого и других требований.
«Разве можно жить при таких законах? — говорилось в петиции. Не лучше ли умереть нам всем, трудящимся? Пусть живут и наслаждаются капиталисты и чиновники.
Это-то и привело нас к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи своему народу, выведи его из могилы бесправия.
Немедленно повели созвать представителей земли русской… Повели, чтобы выборы в Учредительное Собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов.
Это самая наша главная просьба, в ней и на ней зиждется все, это главный и единственный пластырь для наших ран».
Далее следовали еще тринадцать пунктов: все свободы, ответственность министров «перед народом», политическая амнистия, отмена всех косвенных налогов, и прекращение войны по воле народа. Повели и поклянись исполнить их. А не повелишь, не отзовешься на нашу просьбу — мы умрем здесь на этой площади перед твоим дворцом.
Более того, с полным списком требований основная масса рабочих не была знакома, поскольку он был составлен небольшой «группой уполномоченных» под председательством Гапона. Рабочие лишь знали, что они идут к царю просить «помощи трудовому люду».
Куда большее значение, чем содержание рабочей петиции, имел характер её предстоящего «вручения» царю. Планировалось шествие с разных рабочих окраин Петербурга с тем расчётом, что колонны к двум часам дня сойдутся у Зимнего дворца. При этом устроители акции прекрасно знали, что царя в столице в это время не будет.
Закона, разрешавшего массовые шествия, а войска по уставу обязаны были стрелять в несанкционированное сборище, если после предупредительного холостого залпа оно откажется разойтись.
Призвав рабочих на мирную демонстрацию к Зимнему дворцу с петицией к Государю Николаю II, провокаторы готовили совсем не мирное столкновение с пролитием крови.
Рабочим объявили о Крестном ходе, который, действительно, начался с молебна о здравии Царской Семьи. Однако в текст петиции без ведома рабочих были внесены требования прекращения войны с Японией, созыва Учредительного собрания, отделения Церкви от государства и «клятвы Царя перед народом».
Вечером 8 января Николай ознакомился с содержанием гапоновского ультиматума с неосуществимыми экономическими и политическими требованиями (отмена налогов, освобождение всех осужденных террористов), и принял решение проигнорировать его как недопустимый по отношению к государственной власти.
При этом министр внутренних дел князь П. Д. Святополк-Мирский успокоил Царя, заверив, что, по его данным, ничего опасного и серьезного не предвидится. Поэтому царь не счел нужным приезжать из Царского Села столицу.
Однако почему власти допустили этому движению так разрастись? Почему не пресекли его в самом начале?
Сам Гапон был двойным агентом: партии социалистов-революционеров в царской охранке и наоборот. Судя по тому, что партия эсеров в 1906 году вынесла ему смертный приговор и привела его в исполнение, священник больше работал на полицию.
Конечно, он прекрасно понимал, что готовит провокацию. «Если не пропустят, — говорил он накануне выступления, — то мы силой прорвемся. Если войска будут в нас стрелять, мы будем обороняться. Часть войск перейдет на нашу сторону, и тогда мы устроим революцию. Устроим баррикады, разгромим оружейные магазины, разобьем тюрьму, займем телеграф и телефон. Эсеры обещали бомбы, и наша возьмет».
«Я подумал, — откровенничал поп-асстрига в своих воспоминаниях, — что хорошо было бы придать всей демонстрации религиозный характер, и немедленно послал нескольких рабочих в ближайшую церковь за хоругвями и образами, но там отказались дать нам их.