Царь отплатил неблагодарностью. Такое отношение царя к своему премьер-министру было на виду у их окружения, что создавало для Столыпина значительные трудности.
«Неоднократно предав Столыпина и поставив его в беззащитное положение по отношению к явным и тайным врагам, — писал видный русский юрист А. Ф. Кони, — „обожаемый монарх“ не нашел возможным быть на похоронах убитого, но зато нашел возможным прекратить дело о попустителях убийцам».
Мы уже говорили о сюрреализме русской истории, и убийство Столыпина есть не что иное, как его лучшее подтверждение. Давайте себе на минуту представим, что во главе России стоит не убогий Николай II, а мудрый и все понимающий монарх.
Будет он менять премьера только потому, что когда-то был вынужден уступить его требованиям, которые пошли на пользу страны?
Да, конечно же, нет. Он не только даст зеленую улицу всем начинаниям такого премьера, но и будет всячески поддерживать его. И тогда никаких большевиков, никакого семнадцатого года, а, действительно, великая Россия с мощной экономикой и высоким уровнем жизни. Но, увы…
Отражением такого отношения к премьеру стало и отношение к нему высших кругов российского общества.
«Я только что из Москвы, — писал один из современников, — где страшно гнетущее настроение, как и везде в России. Живем в каком-то кошмаре. Светлыми лучами в этом непроницаемом мраке является редкая энергия и вера в хорошее будущее нашего Петра Аркадьевича… Но сумеет ли он побороть ужасную силу разрушения, это большой вопрос. Необходимо отрезвление общества, а его нет».
Судьба премьера была решена. В августе 1911 года Столыпин отдыхал в своем имении, где работал над новыми проектами, которые собирался представить на заседании Думы.
Однако работу пришлось прервать из-за поездки в Киев, где должен был открыться памятник Александру II. Пребывание в Киеве началось с очередного оскорбления со стороны монарха.
Столыпину не нашлось места в автомобилях, в которых следовала царская свита — ему явно давали понять, что он лишний. Председателю Совета министров пришлось искать извозчика. В этот момент его увидел приехавший в Киев Распутин и завопил на всю улицу:
— Смерть за ним, Смерть за ним едет. За Петром… за ним!
К сожалению, он не ошибся, Смерть действительно нашла Петра Аркадьевича. Сейчас бессмысленно спорить о том, было ли убийство Столыпина провокацией полицйии, которой было известно недовольство царя премьером или же преступная халатность высших полицейских чинов.
Но когда начинаешь вспоминать, что заместитель министра внутренних дел генерал Курлов, отвечавший за охрану высших чинов империи, был близок с Распутиным и именно его агентом был убийца Богров, то невольно возникают вопросы.
Конечно, Николай II не отдавал приказа убить Столыпина. Но ему и не надо было этого делать. Вспомним гибель Первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Петра Машерова. Вряд ли ненавидевший и, надо полагать, боявшийся его Брежнев высказывал вслух мысли о его устранении. Все дело было в умении людей из соответствующих служб читать между строк.
В результате более чем странная гибель в автомобильной катастрофе единственного партийного лидера, который пользовался неподдельной любовью народа.
Более того, на похоронах Машерова не было ни лично самого Леонида Ильчиа, ни его холуев. И это в то самое время, когда уход любого партийного бонзы воспринимался вселенской трагедией.
Именно в силу всех этих недомолвок, нелепиц и случайностей убийство Петра Аркадьевича бросило тень на высшие сферы империи. И, видимо, не случайно жена премьера Ольга Борисовна не пустила императора к умирающему мужу.
Характерно, что царь и его семья присутствовали только на панихиде, после которой уехали отдыхать в Севастополь, откуда Николай сразу же написал матери: «Тут я отдыхаю хорошо и сплю много, потому что в Киеве сна не хватало: поздно ложился и рано вставал». И ни слова о большой утрате и великом несчастье для страны.
Надо заметить, что Николай II не изобрел ничего нового. Как и многие другие люди, он был готов наступать на горло собственной песне, когда ему грозила смертельная опасность и быстро забывать сделанное для него добро. О стране здесь не было и речи.
Таким был Иван Грозный, который целых тринадцать лет терпел нравоучения Сильвестра и Адашева и быстро покончил со своими наставниками в тот самый день, как только почувствовал, что сможет обходиться без них.
Точно таким же был и Сталин, который первые полтора года войны гробил армию, а потом, стиснув зубы, был вынужден слушать Жукова. Но как только он увидел, что «победа будет за нами», он снова принялся издеваться над маршалами и генералами. И чего только стила та бесконечная нервотрепка, в которую лучший друг всех военачальников превратил жизнь Маршала Победы.
Да, любой правитель, если он, конечно, в первую очередь болеет о вверенном ему государстве, каждый день читал бы благодарственные молитвы Богу за то, что тот послал ему такого премьера. Любой, но не российский!