В венской Альбертине хранятся рисунки фасадов и планы дворца, подписанные архитектором и утвержденные лично графом Эрнстом Иоганном Бироном. Строгий, даже суровый четвероугольник замка. Стены разделены на равные промежутки слегка выступающими вертикальными полосами — лопатками. Никаких украшений. Только меняющийся ритм треугольных и лучковых карнизов над окнами — сандриков — оживляет фасад. Перед дворцом столь же четкое каре служебных построек и конюшен для любимых лошадей. Все солидно, внушительно и даже чуть-чуть тяжеловесно, в традициях европейского XVII века.
Своей сдержанностью и величавой старомодностью замок как бы уводил корни рода Биронов в далекое прошлое. А внушительностью размеров, размахом служебных корпусов, даже внешней отделкой полуподвального этажа рустом — под огромные тесаны четырехугольные камни — свидетельствовал о силе и могуществе владельца.
День закладки дворца — 24 мая 1736 года — стал праздником для архитектора. Впервые он строил самостоятельно, не будучи связанным с предшествующими сооружениями.
В присутствии крестьян, согнанных из окрестных деревень, после торжественного богослужения камер-юнкер фон Буттлар заложил в угол будущего дворца серебряную дощечку с гербом обер-камергера графа Эрнста Бирона и накрыл ее специально заготовленной каменной плитой. Строительство началось.
Рисунки и чертежи первоначального проекта порождают естественное желание искать в решениях Растрелли заимствования и аналогии с творениями предшественников и современников. При внимательном анализе, конечно, можно обнаружить схожие черты и приемы в петербургских строениях Шлютера, Маттарнови, Земцова и даже Т. Швертфегера, типичного представителя истинно немецкого чрезмерно пышного барокко. Для среднего мастера, не прошедшего к тому же специального обучения и не имевшего твердой профессиональной школы, путь заимствования вполне естествен и допустим. Но не для Растрелли. Он никогда ничего не использует прямо из чужого опыта. Отбрасывая все лишнее, случайное, он пропускает чужие решения через собственное пылкое воображение и пишет партитуру новых вариаций на знакомую тему. Так рождается на свет новое произведение, в котором собственное мастерство сливается воедино с опытом предшественников и современников и звучит тема, отражающая и дух эпохи, и требования времени.
Для строительства замка не жалели ни средств, ни людей. От зари до зари трудились окрестные мужики, сотни специально отряженных солдат, присланные из Петербурга мастеровые. Фон Буттлар исправно доносил патрону, на сколько вершков, а потом и саженей поднялись стены. Ливневые дожди и жестокие морозы в расчет не принимались. Работный люд сушился и грелся у костров, а в будущих покоях графа круглые сутки топили внушительных размеров печи, одетые крупными бело-синими изразцами, расписанными на «голанский манир». За четырнадцать месяцев завершили возведение дворца. В июле 1737 года на крыше его уже звонко перестукивались киянками кровельщики.
Дворец поднялся на плоской равнине, пропитанной водой и заваленной камнями. Аллеи специально посаженных деревьев протянулись с трех сторон к его воротам, а вокруг шумели даже при слабом ветре старые дубравы.
Достаточно перейти сегодня мостик через ров, опоясывающий дворец, как сразу же увидишь отличие от первоначального замысла. Нет в этом ничего удивительного. Судьба распорядилась так, что завершить строительство родового замка Бирона архитектору Растрелли пришлось только тридцать лет спустя, уже после создания Царскосельского и нынешнего Зимнего дворцов. Старый, отправленный Екатериной II в отставку зодчий находил последнюю радость в оформлении парадных зал, в перестройке служб.
Когда творческий замысел осуществляется на протяжении многих и многих лет, то вместе с временем неизбежно меняется и автор. Он постигает радости своих решений и успехов, переживает кризисы, по-новому понимает жизнь, но все вместе это и есть познание изменяющегося времени, а следовательно, и динамическое развитие творчества. Вот почему при первом, даже беглом знакомстве с руентальским дворцом сразу же привлекают внимание новшества, привнесенные в конце 1760-х годов; новшества, рожденные опытом ушедших лет.