Печальную славу приобрели миссионеры, которые вроде бы мирно обращали туземцев в христианскую веру. Они занимались настоящей охотой на непокорных индейцев. Например, в Венесуэле капуцины организовывали отряды головорезов, которым платили по 10 песо в месяц и позволяли им захватывать в плен индейцев. Миссионеры везде выступали под защитой войска. Даже формально они считались на службе военных властей, получали от них плату и поддержку. Религиозные миссии строились, как крепости. Во второй половине XVIII века на континенте было шестьсот "пресидиос" — укрепленных миссионерских постов. Один миссионер в своей книге признался, что в таких поселках, где не было военных гарнизонов, индейцы убивали ненавистных миссионеров и бежали в леса.
Какое бы прогрессивное движение не рождался в Америке, церковники выступали злейшими его врагами, вредили чем могли, собирали вокруг себя мракобесов и реакционеров, подстрекали народ. Особенно позорно прославившийся в годы антииспанской революции архиепископ Каракаса Коль и-Прат. Этот черноризник воспользовался страшным бедствием, что упало на страну в дни провозглашения республики, — землетрясением. Адъютант Болива О'Лири писал тогда: "К несчастью для дела независимости, духовенство, пользовавшееся большим влиянием в Венесуэле, относилось враждебно к революции, оно распускало слухи, будто ужасное бедствие, который потерпела страна, было наказанием божьим». В этот критический день только Симон Боливар не потерял дух. Со шпагой в руке он бросился на монаха, который призвал население к бунту, спихнул его с трибуны и, заняв его место, призвал народ не верить поповской клевете, соблюдать порядок и помогать пострадавшим. Но проповеди архиепископа все же сделали свое черное дело: они помогли испанцам свергнуть первую республику и выгнать повстанцев из страны.
Крутояр покачал головой.
— Так, Олесь, было, и так, собственно, и осталось. Опять миссионеры хозяйничают везде, обманывают людей, держат народ в тяжелом рабстве. Не помню, где я читал об их выходках. Например, объявляют в газетах, что индейцы того или иного округа голодают, умирают, их надо обратить в христианство, "цивилизовать". В городах начинают собирать пожертвования, труженики отдают свои последние песеты для несчастных, закупают продукты, одежду и посылают все это в сельву. Но дальше миссионеры действуют по-своему. Захватив пожертвования в свои руки, они распродают их по невероятно высоким ценам. Однажды произошел такой случай. На раздачу подарков приехал сам генерал Батис, кроме того, была приглашена масса иностранных журналистов. Роздали кое-какую мелочь, сахар, немного лекарств — под музыку, конечно, аплодисменты, стрекот кинокамер. Но только высокие гости уехали в столицу, как миссионеры сразу же отобрали свои дары и заявили, что отдадут их тем, кто согласится даром поработать у них на каучуковых плантациях...
Крутояр замолчал. Наступила звонкая, серебристая тишина. Олесь все еще не мог прийти в сознание от тех видений, которые захватили его душу. Очарование, гнев, возмущение, желание действовать, бороться, отстаивать правду сделали его в этот момент и старше, и строже, и прозорливее.
Инки... Века славы... Жестокость божьего престола... Когда-то он только читал о таких вещах, и вот они встали перед ним во всей реальности, и мысль невольно докапывалась до самого сурового вывода, до горчайшей правды: "Тайна Ван-Саунгейнлера принадлежит не прошлому, а сегодняшнему дню".
Олесь взял отца за локоть.
— Папа, я знаю, почему полиция и черноризники так боятся нас.
— Почему же, сынок? — слегка улыбнулся Крутояр.
— Потому что горе инков не умерло и сегодня.
— Не только горе, сынок, — вздохнул профессор, — и борьба их, ненависть их ко лжи и притеснениям живут и сейчас. — Охваченный мечтательной задумчивостью, профессор прижал к себе сына, заговорил ровным, грудным голосом: — Если послушать буржуазных историков, всевозможных богословов и мудрецов от амвона, то может показаться, что крест и колонизация принесли на материк радость, благоденствие, образование, славные народы континента почти побратались со своими притеснителями, что вся история завоевания была сплошным праздником. Открытие смелого голландца разбивает вдребезги все эти лжи. Подумать только: десятки, может, и сотни тысяч инков пошли на верную смерть, бросили свои земли, чтобы не стать рабами. Если бы нам удалось найти следы их последнего марша, следы их гордой гибели, мы перечеркнули бы целую систему лживых, лицемерных догм, мы еще раз показали бы людям, чего стоила христианская миссия католической церкви. Как видишь, научное открытие Саунгейнлера ближе стоит к нашим дням, чем может показаться с первого взгляда, а потом, Олесь, мне почему-то думается, что голландец сообщает в своей телеграмме не только о преступлениях прошлого. Не только древние инки заставили его скрыться в глуши сельвы, сносить трудности лесной жизни, враждовать с полицией... Он открыл нечто большее, нечто более важное. И именно поэтому мы должны помочь ему.