Великий день инков

Люди доктора Коэльо лежали в густых банановых зарослях и следили за дорогой, выходящей из леса.

Сельва дремала в сизой дымке. Высокие деревья, густо переплетенные лианами, как грозная стража, обступили широкую поляну.

Бойцы скупо перебрасывались словами, кто-то напевал песенку. Немного поодаль, под раскидистым деревом, проходило совещание.

Доктор Коэльо, в разодранной рубахе, с забинтованной левой рукой, шагая взад и вперед по лужайке, слушал высокого черноволосого мужчину в пестрой ковбойке. Он слушал его с раздражением, то и дело отмахиваясь, как от надоедливой мухи, прерывал его речь насмешливыми возгласами.

После страшной ночи, которая забрала у доктора немало бойцов, положение казалось ему почти безнадежным. И все, что говорил стройный черноволосый мужчина, посланник с севера Филиппе Россарио, тоже казалось теперь лишним и ненужным. Возможно, Филипп Россарио и был прав. Не надо ждать, пока парашютисты первыми перейдут в наступление. Но чего стоят его слова после боя, уже закончившегося? Разве его болтовня воскресит тех сорок партизан, что погибли смертью храбрых у ранчо Гуаянито во время неожиданного и жестокого налета полковника Бракватисты?

В душе доктор Коэльо чувствовал свою вину. Он зря не послушался Филиппе Россарио. Все было бы теперь совсем иначе. Этот запальчивый, энергичный человек появился на ранчо Гуаянито перед самыми сумерками. Он сказал, что его прислал рабочий центр сопротивления с нефтяных промыслов Бакарайбо для налаживания связи с "лесными волонтерами" Верхнего Ориноко. Под подкладкой шляпы у него была зашита маленькая записочка, которая свидетельствовала о его личности.

Он поинтересовался делами отряда: не собираются ли партизаны нанести удар по полицейским постам Себастьяна Оливьеро?

Именно в это время разведчики сообщили доктору о прибытии отряда полковника Бракватисты.

— Я видел их, — сказал Филипп Россарио. — Шесть вертолетов. Они спустились у главного причала на Ориноко.

Заметив на лице Коэльо выражение растерянности, Филипп сразу же изложил свой план: немедленно атаковать парашютистов и уничтожить их до того, как они перейдут в наступление. Более удобной возможности не будет. Лучше наступать, чем ждать наступления врага.

Коэльо отверг его план. Он не хотел рисковать своими людьми. Он так и сказал: "Ни бог, ни собственная совесть не позволят мне рисковать жизнью моих парней".

Спор длился долго и, наконец, закончилась тем, что Филипп согласился с доктором. Он не хотел подрывать авторитет командира перед отрядом.

И когда во второй половине ночи на ранчо Гуаянито, словно бешеный ветер, налетели парашютисты и полицаи, Филипп коротко бросил доктору: "Ваш страх перед богом, сеньор Коэльо, дорого будет стоить вашим ребятам". Затем он взял автоматическую винтовку и залег под забором. С десяти пуль, которые он послал во врага, шесть попали в цель.

Наступлением парашютистов руководил Себастьян Оливьеро, хорошо знающий все тропы у ранчо Гуаянито. Он окружил усадьбу плотным полукругом и поджег дом. Люди доктора Коэльо начали отходить, вынося из боя раненых и убитых. Огненный ливень косил их ряды. Враг, обезумев, рвался со всех сторон, засыпал партизан гранатами. В ужасе повстанцы бросились бежать. Пожар озарял путь их отступления, и парашютисты могли прибегать к прицельному огню.

Только через час партизаны оторвались от врага. Остатки отряда собрались в условленном месте, ожидая подхода разбежавшихся по лесу...

И вот доктор Коэльо слушал гневные, полные боли слова Филиппе Россарио. Но что он должен был делать?

Филипп требовал решительных действий. Надо связаться с рабочими каучуковых разработок, с индейскими поселениями. Самое главное — создать единый фронт. После первой удачи полицейские отряды Себастьяна Оливьеро и парашютисты Бракватисты зальют огнем и кровью Верхнее Ориноко.

— Поймите меня, Филипп, я не сторонник грубого насилия, — попытался возразить доктор.

— Сеньор, вы всегда были другом обездоленных. — Россарио стоял под деревом с гордо поднятой головой, со страстным взглядом темных глаз, вытянувшийся, готовый в любую минуту броситься грудью на вражеские штыки.

"Какой чудесный парень! — мелькнуло в голове Коэльо, но сразу же чувство раздражения погасило эту теплую привязанность. — Я не могу идти за ними. Коммунисты всегда требуют крайних мер".

Он начал доказывать Филиппе, что его план общего наступления неприемлем. Сельва и так видела достаточно насилия. Главное — завоевать сердца обездоленных... Сердца тиранов потеряют свой пыл, увидев перед собой стену народного сопротивления.

— Сеньор Коэльо! Вы сами противоречите своим словам. Если вы сторонник народного сопротивления, вы не должны сдерживать народный гнев. Тираны никогда не сдадутся без боя, особенно в нашей глухой, несчастной стране. Посмотрите, к чему привела ваша пассивность. Сорок ваших бойцов устлали своими трупами путь отступления. Неужели вам этого мало?

Коэльо опустил голову. Сорок бойцов! Он потерял сорок бойцов! Теперь от него требуют решительных мер. От него требуют новой крови, смертей и мук.