Великий Моурави 1

Димитрий отбросил рукав и с гордостью показал широкий серебряный

браслет.

- Для моей жены дед берег, но... теперь знает, никогда не женюсь.

Даутбек не хочет, - прибавил он, кривя дрожащие губы.

Азнауры с глубоким сочуствием смотрели на друга, Георгий, подойдя к

Димитрию, обнял и крепко поцеловал в губы. Димитрий удивленно вскинул глаза

и с иронией спросил, всем ли друг раздает остатки нежности Зугзы, или только

ему особое уважение оказал.

Георгий засмеялся: нужна ему казашка! Он даже глазом Зугзу не тронул.

Для царицы в подарок взял, сегодня в Тбилиси повезет. Совсем по-исфахански,

раба - ханская дочь! Царице это очень понравится, а "Дружине барсов"

необходимо задобрить ведьму.

Димитрий радостно заерзал на тахте. Он представил, какое удовольствие

доставит Нино эта новость. Конечно, Георгий молодец, лишняя здесь казашка,

зачем главе "барсов" чужая женщина? Но Дато не поддержал друга и не на шутку

огорчился: такая красавица напрасно пропадает. В Метехи, убеждал он, и своих

много, знал бы, в Амши увез. Правда, Фатьма тоже ничего, веселая, танцует,

поет, иногда от ревности чувяки в голову бросает... Отдельно приходится

держать, в доме отца неудобно, сестры там... но Зугза! Какая кровь у Георгия,

если спокойно красавицу отдает?

Георгий тихонько вздохнул, вспоминая страстные поцелуи и мольбу Зугзы.

Но надо помнить: Зугза ханской крови и могла послужить приманкой для казахов.

Может, у Зугзы где-нибудь жених остался, может, родственные эйлаги захотят

вернуть дочь Мамбет-хана... Для спокойствия Носте лучше увезти, а кровь у

него не хуже, чем у Дато, играет, только голова больше должна думать...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Тбилисский майдан бурлил, переплескивая взбудораженные толпы, но

любопытные руки не тянулись к ярким шелкам, не встряхивали каракулевые

шкурки, не наполняли плетеные корзины пахнувшими медом яблоками, не сматывали

буйволиные кожи, не переворачивали медные котлы, не вертели косматые папахи,

не щупали курдюки. Темные лавки смотрели пустыми дверьми на кипящую площадь.

Майдан бурлил.

От последней бойницы крепости по тесным улицам, по плоским крышам бежали

оживленные мокалаке и амкары. Даже караваны из Индии, даже римские

миссионеры, даже персидские канатоходцы не притягивали столько горящих глаз.

Через Салакбо - площадь суда и расправы - к майдану медленно продвигалось

необычайное шествие. Впереди зурначей на длинном шесте колыхалась

разукрашенная петушиными перьями голова Мамбет-хана, окруженная свитой из

двухсот казахских голов на черных шестах. Зурначи усердно дудели, били в

бубны. Глашатаи, надрываясь, посменно хрипло выкрикивали:

- Вот как наш великий царь расправляется с презренными собаками,

грабящими картлийские земли.

На верблюде, украшенном бубенцами, на красном седле сидела разодетая в

зеленые, розовые шелка и обвешанная золотыми четками Зугза. Крепко сжатые

губы и опущенные глаза омертвляли красивое лицо. Около верблюда шагал

рыжебородый глашатай.

- Смотрите, картлийцы, рабыня нашей царицы цариц любуется гордым

положением своего отца Мамбет-хана и его свиты!

Шествие сопровождали радостные восклицания, жадные взоры и одобрительный

смех.

Дерзкий поход Саакадзэ озадачил Метехи. Царь недоумевал.

Значит, и с неуловимыми казахами можно бороться. И он пытливо

расспрашивал, какое впечатление произвело на майдан шествие с трофеями и

благодарен ли ему народ за его отважные действия.

Мариам откровенно радовалась подарку. Иметь рабыней ханскую дочь,

наподобие стамбульских султанш, не часто приходится. Она давно мечтала об

этом, и Зугзу, разодетую в шелка и золотые ожерелья, хвастливо выставляли

напоказ, заставляли ее танцами и заунывными песнями развлекать праздных

придворных.

Поэтому царь и царица прошли равнодушно мимо яростной жалобы Магаладзе

о поджоге:

- Нет доказательств, - упрямо твердил царь.

Саакадзе, глядя в упор на царя, твердо заявил, что злобное стремление

князей очернить его перед царем нисколько его не удивляет. Ведь он, выполняя

приказание, действовал в Исфахане исключительно в интересах царя, значит,

вразрез с интересами князей. Сейчас он доложит могучему царю Картли сведения,

добытые им в Исфахане всевозможными способами, и царь с царицей убедится,

как Георгий Саакадзе умеет служить своему повелителю.

- Только перед прибытием картлийского посольства коварный шах Аббас

поспешил отпустить русийских послов. Шах правильно рассчитал, что наши князья

будут только добиваться его расположения в личных выгодах, и правда, мой

царь, никто из них не вспомнил о Картли, никто не задумался, почему приезжали

в Иран русийские послы, почему здесь Татищев умолчал о единовременном

посольстве Годунова к шаху Аббасу. А как мог не умолчать хитрый русийский

князь? Тебя уговаривал расторгнуть союз с шахом и войти в прочный союз с

единоверной Россией, а русийские послы в Исфахане прочный союз с шахом

Аббасом заключили: вместе торговать, вместе на единоверных и неединоверных

врагов ходить. Выходит, хорошо, что наш мудрый царь Картли не поддался на

обольщение боярина. А как такое понять? Еще не покорил нас Годунов, еще ни

одной монеты не дал, а уже царем Иверии подписывается...