Великий Моурави 1

Старик посмотрел на Георгия глубоким, вдумчивым взглядом;

- Благодаря тебе, господин, в Тбилиси на майдане был, персидский

караван-сарай видел, хорошо персы умеют на эйване отдыхать, все время чистым

воздухом дышат. Я все хорошо осмотрел, теперь думаю - очень тяжелый воздух в

сарае, где шерсть расчесывают. Народ много от воздуха белеет. С твоего

разрешения, господин, хочу тоже устроить такое дело. Пусть свежим воздухом

народ дышит.

Георгий посмотрел на одухотворенное лицо старика и подумал: "Какой ум

таится в народе и сколько, наверно, таких месепе погибло под ярмом рабства".

Он ласково потрепал старика по плечу:

- Делай все, что придумаешь. А за это колесо тебя и всю твою семью в

мсахури перевожу.

И, избегая благодарности ошеломленного старика, поспешно вышел.

В воскресное утро шумно собрались ностевцы на церковную площадь, посреди

которой был выстроен большой навес. На высокой скамейке гордо восседал дед

Димитрия. Перед ним разложены атлас, бархат, шелк, парча, сафьян багдадской

выделки. Не менее гордо чуствовал себя Эрасти, помогая деду в сложном деле

справедливой раздачи ностевским девушкам в приданое богатого товара перебитых

под Ананури багдадских купцов.

Папуна, зная всех девушек Носте с возраста "ящериц", под общее одобрение

всех "барсов", собравшихся на интересное зрелище, громко выкрикивал деду,

какой цвет пойдет той или другой девушке и сколько ей нужно на наряды.

Дед щурился, торговался и, подозвав мать невесты, вручал счастливой

женщине отрезы дорогих тканей.

Папуна, подмигивая хохотавшим "барсам", серьезно уверял сердившегося

деда, что одной девушке и двух аршин на все хватит, а другой одну спину

закрыть десять аршин мало будет.

Мать Даутбека, приехавшая гостить к Саакадзе и пригласить всех

ностевских друзей на свадьбу Миранды и Ростома, тронула за рукав Георгия и

отошла с ним в сторону.

- Поговорить хочу, - сказала она, опустившись на скамью у ограды церкви.

- Про несчастную семью Киазо хотела сказать. Старик Мераб от горя умер, Киазо

совсем исчез. Как тогда убил гзири, больше нигде не показывался. Земля

сорной травой заросла, а гзири все обратно не хотел брать, пока Мераб не

умер... Все бояться их стали, а когда хоронили Мераба, хевсур в кольчуге с

железным лицом к могиле подскакал. Долго слушал он, как земля в яму падала.

Когда головы подняли, никого не было, только на этом месте одна монета

лежала. Все очень испугались, как мог хевсур вместе с конем в монету

превратиться. Никто не поднял... Только мать Киазо взяла, бедная очень... С

тех пор еще хуже стало: двух овец имела, обе в одну ночь пропали... Мать

Киазо так плакала, что все в Эзати уши шерстью закрыли. Дочь старшая выросла,

а замуж никто не берет, один месепе взял, а она ребенка не могла родить,

вместе с ребенком умерла.

С тех пор от страха никто мать Киазо в дом не пускает, хлеб через дверь

некоторые на палке протягивают. А младшая дочь, Георгий, уже выросла, очень

красивая, Дареджан зовут, никуда из дому не выходит, боится. Вот, Георгий,

один князь плюнул, а вся семья погибла, а какие богатые, гордые были... -

Она, помолчав, искоса посмотрела на Георгия и еще тише добавила: - Может,

Георгий, что-нибудь сделаешь?

Саакадзе с большим уважением посмотрел на строгую, холодную Гогоришвили.

Он понял, что, сами не очень богатые, они поддерживают несчастных, и вслух

сказал:

- В Носте возьму обоих!.. - и крикнул Эрасти: - Скажи деду, еще для

одной девушки двойное приданое пусть оставит...

Шумно в Носте. Съезжаются все "барсы" со своими семьями. Арбы перевиты

зеленью и цветами. На рогах буйволов развеваются пестрые лоскуты. Рядом с

арбами идут зурначи; они изо всех сил дуют в тонкие дудки, и от усердия их

щеки надуваются подобно бычачьим пузырям. Гулко бухают дапи. На арбах поют,

звеня дайрами, разодетые женщины. С обеих сторон разукрашенной коврами арбы,

где сидит, гордо сжав губы, Миранда, танцуют "барсы". Эрасти с деревянной

чашей на голове угощает всех багдадскими сладостями.

Папуна с бурдюками и чашей насильно всем навязывает вино...

По настоянию Саакадзе, свадьба праздновалась в Ностевском замке. Неделю

шумели "барсы". Неделю все Носте танцевало, пело и пило.

И только одно мгновение омрачило празднество. Дато и Димитрий, скрестив

перед церковными дверями обнаженные шашки, пропускали под ними Миранду и

Ростома. Неожиданно к ногам Миранды упали связанные алой лентой горные цветы.

Миранда вскинула глаза. Прямо против дверей церкви на коне сидел закованный

в кольчугу с опущенным забралом хевсур.

Миранда вскрикнула и, побледнев, прислонилась к плечу Ростома.

Папуна весело направился с бурдюком к хевсуру, но всадник, круто

повернув коня, ускакал.

Мать Миранды испуганно крестилась, а Дато, смеясь над страхом женщин,

спрашивал: с каких пор витязь не может бросить при таком случае к ногам

красивой грузинки цветы?

В честь свадьбы друга Саакадзе перевел всех молодых месепе Носте в

глехи, а обмененных дедом Димитрия на десять аршин бархата и бурдюк вина у

эзатского гзири мать и сестру Киазо, Дареджан, поселил в просторном жилище,

дав им хозяйство и в помощь одного беглого месепе.