Великий Моурави 1

Эрасти на Дареджан, сестре Киазо, дарит ему большой каменный дом.

Георгий прервал поток благодарностей и обещал завтра днем приехать снова

на постройку. Узнав о недостаче гвоздей, тут же попросил Папуна съездить в

Гори или Тбилиси. Кстати, пусть он поищет на майдане новые гребни для

шерсти...

Вернувшись в замок, Саакадзе, тихо поговорив с встревоженной Русудан,

скрылся в подземелье, где с двумя конями уже ждал Эрасти.

Из узкой пещеры в густом лесу появились, словно выросли, два всадника.

У дерева их поджидал Папуна.

Конечно, допрос ничего не дал. Азис-паша возмутился: войны никакой нет,

он выехал на прогулку и случайно очутился на грузинской земле, и если

Саакадзе, которого он сразу узнал, не прикажет дерзким азнаурам проводить

его, турецкого пашу, до границы, то, веротно, царь Луарсаб не поблагодарит

Моурави за своеволие.

Саакадзе глубоко сожалел о недоразумении, вызванном, вероятно, странной

одеждой веселого паши.

Но Моурави обязан охранять границу, иначе переодевание войдет в

привычное удовольствие. Конечно, пашу проводят до границы...

Короткое совещание с "барсами" и быстрое решение: привязать захваченных

к седлам, заткнуть рты, ночью ехать, днем прятаться в ущельях и лесах...

Саакадзе вскочил на коня и прежним путем вместе с Эрасти вернулся в

замок.

Наутро Георгий озабоченно осматривал постройку новой маслобойни, а

Папуна поспешил в Тбилиси закупать гвозди и, кстати, угостить метехских слуг

вином по случаю его полного выздоровления.

Шадиман недоумевал. По его расчетам Азис-паша должен уже вернуться из

Стамбула с точными условиями картлийско-турецкого союза. Отар и Сандро,

поставленные во главе тайной цепи, тянувшейся до границы, через три часа

после пленения паши донесли Шадиману о полном спокойствии леса и пограничной

реки.

Вместо Азис-паши в октябре пришло известив о спешном возвращении

Луарсаба в Тбилиси.

Шадиман почуствовал недоброе. Только неделя прошла со времени последней

поездки правителя в Твалади, Луарсаб нехотя говорил о возможном возвращении

в Тбилиси к рождеству. Кто-то повлиял на влюбленного царя. Нестан? Но она

уже два месяца безвыездно живет в Твалади. Безвыездно? А поездки в Носте?

Нет. Нестан не покорилась. Медную змею связывает с Саакадзе не дружба, а

жажда власти. Она мечтает о первенстве, о влиянии на дела царства,

предоставив "голубке" ложе царя. Эти рассуждения привели Шадимана к еще

более сложным мыслям. Неужели Саакадзе догадывается о стамбульских

переговорах? Если так, надо поспешить. Подарки и обещания прочного союза без

труда склонят одурманенного Луарсаба к разрыву дорогостоящей дружбы с Ираном.

Занятый сложным делом - высчитыванием, сколько солнц спряталось в глазах

прекрасной Тэкле, царь не затруднит себя разбором тонкого доклада Шадимана и,

как бабочка на огонь, попадет в западню трех князей.

Тбилиси устроил царской чете радостную встречу. При перезвоне церквей и

ликовании майдана переступила Тэкле порог Метехского замка, так трагично

покинутого ею впоследствии...

- Как?! - изумился Луарсаб. - Через всю Картли в Твалади скачет шахский

посол, а мудрый правитель в полном неведении? Значит, поспешное возвращение

царя ввиду скорого приезда Эмир-Гюне-хана и Ага-хана тоже тайна для первого

вельможи Картли?!

Шадиман словно прирос к скамье: шах Аббас осведомлен о стамбульском

деле. Поэтому тайком от правителя Картли послал посла в Твалади... Чья это

услуга? Он это узнает, хотя бы пришлось перерезать полцарства. А пока

доставим некоторые удовольствия царице...

Если князья, довольные всевозможными льготами и милостями, полученными

через Шадимана, забыли на время оскорбление, нанесенное царем женитьбой на

плебейке, то теперь, видя ликование Тбилиси, восхищенного красотой Тэкле.

слыша хвалебные песни, распеваемые по улицам о прекрасной и доброй царице,

посланной самим богом на радость царю и Картли, князья не замедлили вспомнить

старые обиды.

Едва заметное презрение Мариам, легкий смех Шадимана, и двор надменно,

преувеличенно вежливо отнесся к плебейке... Но такие тонкости разбивалась о

полное равнодушие Тэкле, выросшей вне всяких интриг. Она даже не догадывалась

о скрытой под маской вежливости ненависти и, занятая любовью к царю, видела

и слышала только Луарсаба, не вмешиваясь в суетливую жизнь придворных. Тэкле

целые дни проводила в своих покоях за чанги, если не было Луарсаба, и в его

объятиях, когда он был с нею.

Такое уединение приписывали непомерной гордости. И ненависть,

разжигаемая Гульшари и Мариам, росла.

Столкновение произошло неожиданно. Тэкле, увидя Зугзу в жалкой роли

рабыни Мариам, сжалилась над ханской дочерью и попросила Луарсаба даровать

свободу казашке и разрешить ей вернуться в аул.

Мариам разразилась бурным негодованием: она еще царица, никому не

позволит распоряжаться ее собственностью и сумеет указать место непрошеным

заступницам. Луарсаб, махнув рукой, поспешно покинул покои матери. Не

осталась без внимания и Зугза, и если до сих пор снисходительное презрение

Мариам делало жизнь казашки сносной, то заступничество Тэкле превратило эту

жизнь в муку. В результате Зугза загорелась яростной ненавистью к Мариам и

страстной любовью к Тэкле.