мысли царя Луарсаба, но твой подарок, в полной целости переданный
Али-Баиндур-хану и переправленный ханом в Исфахан, доставил мне большое
удовольствие. Если и в дальнейшем будешь так действовать против общего врага,
моя любовь к тебе и дружба никогда не иссякнут..."
Персидская благодарность и любезность раскаленной иглой вонзилась в
мысли Луарсаба. Он взметнул глаза: чья это дерзость? Но лица присутствующих
выражали только недоумение.
Потрясенный Шадиман почему-то вспомнил, что хотел надеть утром другую
куладжу.
Андукапар стал сомневаться в крепости своих ног.
Баака с полуоткрытым ртом старался разглядеть на потолке несуществующую
паутину. Он мечтал сегодня же разнести начальника слуг за плохую уборку...
Лишь бы теперь удержать глаза, тянувшиеся к Саакадзе...
Но Георгий почтительно и даже восхищенно разглядывал царя.
"Что, он серьезно поверил в мою причастность?" - думал Луарсаб, поймав
взгляд Моурави.
Только Трифилий улыбался, разглаживая пышную бороду и одобрительно
кивая царю.
"Я, кажется, завязну в персидско-грузинской тине, - думал Луарсаб. -
Хорошо, что подходит время пригласить послов к еде. Бедный Шадиман, вероятно,
отравился шафраном. Только Реваз с Мамукой счастливые. До его мозгов доедет
только через месяц... Впрочем, персидская мазь и Андукапара не украсила...
Надо будет Дато поручить пронюхать, какой повар приготовил это блюдо.
Приходится сознаться, неплохо придумал, но зачем без предупреждения моим
котлом пользоваться? У бедного Шадимана язык умер. А Ага-хан, как нарочно,
медовыми словами его угощает".
Луарсаб, большой любитель острых положений, вдруг повеселел и, найдя
приличный предлог, расхохотался, похвалил Эмир-Гюне-хана за остроумное
описание неудовольствия Азис-паши приемом Исфахана.
Хотя никаких доказательств не было, Шадиман и Андукапар ни на минуту не
сомневались, кому они обязаны провалом хитросплетенного плана.
Луарсаб заперся в своих покоях с настоятелем, так кстати прибывшим.
Трифилий, выслушав внимательно царя, посоветовал не разглашать свое неведение
в таком серьезном деле. Для Турции хороший удар. Почему не к царю, а,
наверное, к светлейшему Баграту посылает тайных послов? Значит, против
законного царя замышляет? И для Ирана неплохо. Пусть лишний раз убедятся в
нашей дружбе. За Азис-пашой давно шах охотится, Ирану много беспокойств
причинял. Целый город обещал за голову мустешара, и вдруг царь царей,
Луарсаб, прислал голову вместе с ногами... Виновных искать тоже не следует,
они не найдутся, а враги обрадуются: не царь поймал, бояться перестанут.
Самолюбие? Разве в политике это ценный товар? Можно большой Совет собрать и
для страха такое сказать, чтобы и те, кто знает, и те, кто в неведении,
устрашились повторять подобные шутки без участия царя... Самолюбие успокоится
и князья тоже...
Луарсаб горячо поблагодарил мудрого отца. Лучший исход для поддержания
царского достоинства найден.
Трифилий поспешил в покои Русудан - успокоить прекрасную княгиню.
Виновных искать не будут...
После очередного недельного пира, состязаний и народных игрищ
Эмир-Гюне-хан и Ага-хан, нагруженные ответными подарками, покинули Картли.
Царь сразу снял маску любезности и приказал собраться всему замку в
посольский зал.
Голос Луарсаба гремел гневом, царь никого не забыл обжечь острым
взглядом. "Все равно, - думал он, - все они в чем-нибудь виноваты. А может
быть, Шадиман и Георгий больше всех... Недаром Дато такой бледный, а
светлейший Симон такой красный".
- Давно слежу за действиями дерзких. Кто думает - счастье ослепило царя
Луарсаба, тот сам ослеп, ибо не замечает острых стрел моих глаз...
Предупреждаю - расправляться с изменниками буду беспощадно, - презрительный
взгляд на Симона, - не интересуюсь, к кому именно приезжали тайные послы
Стамбула, - искры в сторону Андукапара, - не интересуюсь, даже если они
грелись в Метехи... - грозный взгляд на Шадимана. - Не хочу знать, кто в
таких случаях открывает ворота... - насмешливый взгляд по направлению Баака.
- Не хочу знать, ибо избегаю братского кровопролития, по такой причине и
ханам не назвал глупцов, уронивших в реку мое послание к шаху Аббасу... -
бешеный взгляд в пространство между помертвевшим Ревазом и Джавахишвили. -
Но советую запомнить: в Картли для ослов могут найтись подковы не хуже
персидских, а для особенно беспокойных высокорожденных - спокойные места...
Что же касается змей и ядовитых жаб, то монастырские молитвы таких
укрощают... Довольно пользоваться царской добротой, она будет
распространяться только на преданных царю и Картли... - сверкание глаз по
всему залу - и взор Луарсаба на мгновение встретился с восхищенным взором
Георгия.
С большой тревогой вышли придворные из посольского зала. Шадиман
злорадно поспешил передать царице намек Луарсаба о целебных свойствах
монастыря. Сам же он решил избавить князей от самого опасного зверя.
Саакадзе должен погибнуть. Все тайные способы испробованы, остается одно:
меч в сердце плебея.
Обливаясь холодным потом, "барсы" спорили: знает царь или нет об их
пограничной охоте.
Гиви вздохнул:
- Знает или нет, но разве справедливо называть нас ишаками за потерю