Великий Моурави 1

думаешь, я тебя не понял? Моя семья богата. Отец умел со сборщиком дружить,

его сборщик не грабил. Восемь мужчин работали. Много работали, много имели.

Если бы здесь остались, ты бы тоже от наших родных не брал. Какая тебе

польза? Землю даром занимают, дом занимают. Уйдем, ты месепе сюда возьмешь.

Из молодых дружину выберешь верную, как кинжал, из стариков преданных

сторожей сделаешь... Скажи, не правду говорю?

Георгий незаметно улыбнулся:

- Правда, Ростом, ты угадал: сто пятьдесят верных людей приобрел и

дружину себе создам, и все должности по хозяйству между ними распределю, а

хозяйствами никого не обижу. Носте наше местом радости будет. А вам, Элизбар

и Даутбек, стыдно, вы тоже были бедными азнаурами и первые мне не поверили...

Ну, а теперь будем веселиться.

- Э, э, Георгий, не очень веселись, будь осторожен, друг. Ты что, один

здесь живешь? Разве кругом нет князей, азнауров? Где научился месепе в глехи

переводить, какой пример для народа даешь? Думаешь, молчать князья будут?

Вспомни мое слово: царь с тобой тайный разговор поведет.

- Пусть поведет, о своем народе большие новости узнает, Дато. Князей не

боюсь - на собственной земле я хозяин, а если мой пример не по душе князьям,

еще лучше. За эти дни я сто лет прожил... Давно мысли, как молодое вино,

бродили, только не понимал, а народ ударил по голове, - сразу понял. Точно

спал, а теперь проснулся и... никогда больше не засну. Значит, правда, кто

выше сядет, тому виднее. Если азнаур может дать жизнь одной деревне, сколько

может дать полководец?

- Народ не раз был осчастливлен полководцами.

- Ты не понимаешь, Даутбек, я не о князьях, о народном полководце

говорю; князья угнетают народ, а если мы, азнауры, начнем помогать народу,

сами сильнее будем. И если для народа нужно стать князем, он должен стать

им... Купцом, монахом, разбойником - ни от чего не смеет отказываться...

- Не слушай их, Георгий, - вспылил Димитрий, - до войны "барсами"

ходили, азнаурские куладжи надели - буйволами смотрят. Как ты будешь, так и

я у себя заведу. Мы тоже не очень бедные, в моем наделе маленькая деревня,

десять семейств, все - месепе, угли для Тбилиси жгут. Черные, как черти.

Надсмотрщик мсахури в хорошем доме живет.

- Я тоже, Георгий, уйду, отец очень хочет. Только думаю, нехорошо

пустые дома оставлять, трудно тебе сразу будет. Пусть, кто уходит, немного

хозяйства для новых глехи оставит. Мы, сколько можем, дадим.

- Ты дурак, - горячился Димитрий, - я видел твой новый надел, даже дома

хорошего нет, в разваленном сарае старый месепе под циновкой умирает. Это он,

Георгий, от гордости уходит, а я отца с семейством отправлю, а с дедом на

зиму здесь решил остаться. Время трудное, как можно тебя одного бросить?

Вчера им говорил. Спорят... Как же, около княгинь потанцевали, сразу царскими

советниками стали. Головы от ума распухли. А если по совести поступать, никто

на зиму уходить не смеет. Семейства пусть уйдут, а для нас здесь дело есть.

Или нам вместе больше ничего не суждено?

- Димитрий прав, - задумчиво произнес Дато, - мы не должны

разъединяться. Пусть семейства выедут. У тебя, Димитрий, дом просторный,

поместимся. Да мне кажется, всем часто уезжать придется, а кто здесь

останется, помогать будет. Ты как думаешь, Георгий?

- Не знаю, друзья, может, Димитрий не прав, может, лучше для вас

оставить меня. Сейчас мне страшно стало... Может, устал, только чувствую - не

остановлюсь, глаза до конца не видят, мыслям предела нет. Может, плохо это.

Пока не поздно, уходите от меня, лучше для вас.

- Нам, Георгий, не пристало у мангала чулки сушить. Или вместе на гору,

или в пропасть вместе, - весело тряхнул головой Элизбар.

Еще день, еще ночь жужжит взбудораженное Носте. Забыли про еду, забыли

про сон. Ошалело мечутся толпы, жестикулируют, охают, возмущаются, радуются,

остервенело ругаются, плюют, спорят...

По улицам, на базаре, у реки беспокойно мычит скот: передвигаются

блеющие овцы, недоуменно топчутся козы, визжат перегруженные арбы, свистят

длинные кнуты.

За притихшей церковью разгоряченные мальчишки играют в "избиение гзири,

сборщика и нацвали".

Папуна, Шио, Датуна и трое выборных из Носте подсчитали хозяйство.

Украденное зерно вернули с полдороги. Припасов и хлеба нашли много, буйволов

только пятнадцать пар, коней под стражей гзири десять, коров совсем не было,

свиней сто штук. Зато в открытые двери сараев выползли опухшие тюки с белой,

золотой и черной шерстью, готовой к отправке. Обрадовал приказ Георгия

проверить хозяйство мсахури. Считали до поздней луны. Шио вернулся домой

сумрачным, ночью метался в жару, бредил. Царь много имеет, князья - сколько

хотят, мсахури откуда столько взяли? До сих пор мсахурский скот считали

царским. Оказалось, один нацвали имел большое стадо коров, свиней, овец,

восемь буйволов, а от птицы двор нельзя пройти, подвалы ломились от сыра.

Много кувшинов с маслом подготовлено к отправке в Тбилиси.

- Сколько лет грабил Носте, чтобы в таком богатстве плавать! - качал

головой Папуна.

Закутанный в мохнатую бурку всадник лихо спрыгнул с коня, удивленно

окинул взором низенький домик и постучался. Эрасти провел его в сад. Георгий