Читаем Великий Моурави 1 полностью

Молодых месепе переводи в глехи, стариков для отвода глаз так оставь...

Им все равно скоро в рай за их мучения на земле... С имуществом гзири,

нацвали и сборщика, как сказал, поступи, а в остальном совсем должен

простить. - Священник покосился на блестевшую на ковре шашку Нугзара и

многозначительно продолжал: - Конечно, азнаур во всем крепко должен свое

слово держать... Церковь на себя берет... Старики сами просить тебя будут...

Ты уступишь...

- А глехи как, отец?

- Раз церковь отказывается подпись скрепить, ты ничего не можешь

сделать...

- За совет и помощь, отец, я всегда буду щедр к церкви. Только решил

лучше бедных глехи в мсахурство перевести, а богатые и так хорошо смотрят.

Долго после ухода священника Георгий сидел в глубокой задумчивости.

Маро тихо приоткрывала дверь, сокрушенно качала головой и снова принималась

за прялку.

Дато легко спрыгнул с коня, замотал поводья за кол изгороди и поспешно

вошел в дом.

- Георгий, сегодня хорошая погода, поедем со мной, дело есть.

Георгий пристально посмотрел на друга и пошел седлать коня. Выехали

рысью. Молча проехали хлопотливую деревню.

- В Абхазети уезжаю, Георгий!

Саакадзе быстро осадил коня. Долго совещались.

- ...Вот так, Дато. Здесь скажи - к Нугзару Эристави по моей просьбе

поручение везешь, все видели гонца от князя... По дороге осторожней будь.

Если кто спросит, зачем в Абхазети едешь, говори: овец абхазской породы

купить, большое скотоводство решил в Амши завести, этому тоже поверят...

Димитрия не бери, горячий очень, для такого дела не годится, лучше один

поезжай...

- Георгий, одно слово хочу сказать...

- Говори, почему смущаешься?

- Не женись теперь... рано... царя спроси. Нино - красавица, волосы

золотые, сердце золотое, но иногда золото вниз тянет... тебе сейчас нельзя

вниз, еще не крепко наверху сидишь... У царя разрешение спроси.

Саакадзе вспыхнул: "От всего дорогого оторвут, все желания опрокинут,

скоро себе принадлежать перестану. Но, может, путь к намеченной цели лежит

через человеческие жизни?"

- Не знаю, как тебе сказать, - начал он вслух, - иногда думаю - жить

без Нино не могу, иногда несколько дней о ней не помню. Вчера руки ей

целовал, чуть не плакал от любви, а сегодня тебя спокойно слушаю... Вот

посмотри, кисет подарила.

Георгий вынул кисет, вышитый разноцветным бисером. Беркут странно

блеснул в солнечных лучах. На дне кисета Дато увидел золотой локон Нино.

Вздохнул, вернул Георгию кисет. Долго молчали...

- Думаю, Георгий, постоянную дружину завести... Ты как советуешь?

- Непременно заведи. Оружия у нас мало, надо оружие достать. Общее

ученье и большие состязания будем устраивать...

Спустя несколько дней, в час, когда в придорожных духанах свирепо шипит

на шампурах пряная баранина, когда охлажденное вино готово опрокинуться в

глиняные чаши, когда нетерпеливые картлийцы ударами кулаков об ореховые

доски настойчиво напоминают о своем аппетите, с Тилитубанских высот по

отлогой тропинке спускались два всадника. Их кони напоминали облезлых

верблюдов, пересекших Аравийскую пустыню. Всадники по молчаливому уговору

не останавливались у больших духанов, откуда неслись веселые голоса и

щекочущее ноздри благоухание.

- Не печалься, князь, - бодро произнес слуга, - недалеко отсюда, у

последнего поворота в Кавтисхевское ущелье стоит недорогой духан "Щедрый

кувшин", там поедим.

- Хорошо, - сказал Мамука, - но разве в "Щедром кувшине" даром кормят?

- Зачем даром? У нас одна монета в кисете звенит. Хаши возьмем, вина

тоже возьмем.

- Вино возьмем? А обратно под благословенным небом Картли пять дней

солому будем кушать?

- Солому? Пусть враг наш солому кушает. Я заставлю на обратную дорогу

наполнить наши сумки каплунами. С таким условием едем, не мы напросились, а

нас умоляли в гости приехать.

Мамука хлестнул заснувшего было коня.

Князь покачнулся в седле.

- Интересно знать, зачем зовет меня хитрый имеретин?

- Думаю, недаром "святой" князь нас вызывает.

- Не стоит думать, Мамука, сколько раз напрасно думали. Но правду ты

говоришь, даром святой князь беспокоиться не любит... Уже приехали, Мамука?

Хорошо пахнет, наверно, шампур вертят. Вот мой отец с утра ел шашлык,

курицу тоже любил, каплуна непременно резали, помнишь, Мамука?

Мамука с достоинством старого оруженосца соскочил на землю и помог

князю спрыгнуть, не показав слабости. Темный провал открывшейся двери

заполнил тучный духанщик. Над тугим серебряным поясом, подобно бурдюку,

трясся живот. Булькающий смех совсем сдвинул заплывшие, похожие на стертые

монеты глаза.

Юркие мальчишки деловито сновали между тремя посетителями, сидевшими в

разных углах духана. Первым вошел Мамука, за слугой, не особенно смело,

вошел князь. Он сел на свободную скамью и сбросил башлык.

Казалось, никто не обратил на вошедших внимания, но князь заметил

пытливые взгляды, брошенные в его сторону.

- Дай нам хаши, перцу побольше насыпь, и две чаши вина, не очень

кислого, - небрежно бросил Мамука, подойдя к стойке.

- Хаши нет, ни с перцем, ни без перца, вино могу дать.

- Почему нет? Всегда есть, а сегодня нет? - уже менее развязно спросил

Мамука.

- Всегда есть, а сегодня собак угощал, последнее вылил...

- Как ты сказал?

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века