Великий Моурави 1

ты своих людей куда ведешь, какие свободные мысли внушаешь? Ни церковь, ни

князья, ни азнауры тебе такое не позволят. - Гуния вдруг вскочил, яростно

взъерошил волосы и снова упал на скамью. - Вот Кватахевский монастырь уже

царю жалобу на тебя послал. А Магаладзе слух пустили, что ты турками после

войны подкуплен. Всех против себя вооружаешь, на какую опасную дорогу стал?

Георгий, внутренне пораженный всем слышанным, старался сохранить

спокойствие:

- Магаладзе за клевету я в свое время голову сниму... Я против закона

ничего не сделал. Евангелие говорит: "Люби ближнего..."

- А почему с Магаладзе не целуешься? Ближе его соседа не имеешь, -

возразил Квливидзе. - Что ты, слепой? С месепе нашел время возиться, когда

завтра все азнауры в непроданной шерсти задохнутся.

- А если ты не продашь, чем своих людей кормить будешь? Спасибо тебе

скажут за голое звание, - насмешливо добавил Асламаз, открыв нарды и

подбросив игральные кости.

- Многим голое звание дороже богатого рабства, - успел вставить

Саакадзе в непрерывный поток доводов и скрытых угроз.

Квлизидзе, вскочив, навалился на стол:

- Главное ты забыл: царь легко владение дал, еще легче отобрать может.

Холод сдавил сердце Георгия: он представил себе возвращение в убогий

дом, к жалкому существованию бедного азнаура...

Азнауры, заметив бледность Георгия, переглянулись и еще яростнее стали

доказывать бессмысленность его поступков.

- Запомни: один ничего не сделаешь, или князья, или казахи уничтожат, -

продолжал Асламаз, щелчком сбросив со стола божью коровку.

- Мои ностевские друзья тоже азнауры...

- "Дружина барсов"? Только одно умно сделал - отпустил азнаурские семьи:

для сословия азнауров так лучше. Но пока "барсы" хвост распустят, ты без

хвоста останешься. - Квливидзе вытер вспотевшую шею ярким платком. - Вот

посольство русийское едет, уже приказ от царя имеем, ты тоже получишь, пять

новых одежд заготовить нужно, дружину во все новое одеть обязаны, седла

коням с серебряной отделкой сделать, перед русийским посольством богатством

Картли блеснуть должны.

- А ты откуда возьмешь? - порывисто вскричал Гуния; его маленькие черные

усики гневно навострились. - Мы давно богатые азнауры, и то головы ломаем,

князья крепко нас за горло взяли, всю Грузию на мелкие куски разорвали, царя,

как кошку в мешке, держат, а ты с месепе возишься, баранов глехи раздаешь...

Выгодное дело для азнаура.

- Уже все сказали, а что не сказали, сам догадаешься... - хрипло

обрезал Квливидзе. - Хочешь с азнаурами быть, будешь поступать, как азнаур,

а сословие позорить не допустим. Поможем тебе месепе обратно на место

поставить. Хорошее средство знаем... Глехи некоторые даже от мсахурства сами

откажутся.

Георгий резко повернулся, но силой воли удержал себя от желания ударить

по крупным зубам Квливидзе и с деланным спокойствием ответил:

- На князей с удовольствием с вами пойду. Правду говорите, один против

волчьей орды не сила, но только помните: с таким азнауром, как я, лучше

всегда в дружбе быть...

В дом вошли, когда осеннее солнце уже успело перешагнуть подоконник и

повиснуть на серебряной шашке, украшающей среднюю стену.

Георгий оглядел кунацкую Квливидзе. Самотканый ковер с пестрым узором

свисал с потолка, покрывал широкую тахту и расстилался на полу. Ковровые

мутаки с шелковыми кистями и подушки, вышитые яркой шерстью, лениво

развалились на удобной тахте. Вдоль стен тянулись узкие скамьи, покрытые

паласами. На стенах висели турьи роги в серебряной оправе и оружие. Острые

глаза Георгия залюбовались старинной грузинской чеканкой.

Перед тахтой, на низкой скамье, покрытой скатертью, уже дымились чаши с

пряными яствами. Приятно щекотал ноздри соус из кислых слив. Украшенные

душистыми травами, тесно лежали на блюдах жареные каплуны под гранатовым

соком, цыплята, начиненные грецкими орехами, и язык теленка, изжаренный на

вертеле.

Нукери, прислуживающие за столом, уже держали наготове чаши и кувшины с

холодным вином. Уступая друг другу лучшие места, гости церемонно расселись.

Во главе стола - сам Квливидзе, по обе стороны от него - Гуния и Асламаз,

рядом с Асламазом - Георгий, напротив него десятилетний сын, жена и мать

Квливидзе. В конце стола сидели старая мамка, приближенные мсахури и их жены.

Приоткрыв дверь, в щелку с любопытством заглядывали две молоденькие

дочери Квливидзе, празднично разодетые, но до конца обеда не имеющие права

входить в кунацкую, ибо гостями были только мужчины. У дверей толпились

мсахури - старшие слуги дома.

Перед едой нукери поднесли гостям таз с кувшином и грубое полотенце.

Все, вымыв руки, торжественно приступили к еде.

Первый рог с вином поднял Квливидзе. Он весь преобразился: мягкие

движения, светящиеся лаской глаза и нежные слова призывали всех без различия

объединиться за столом скромного азнаура.

Толумбашем - начальником стола - выбрали после долгих уговоров

польщенного Асламаза - "закаленную сталь в пирушках". Он сразу приобрел, как

представитель разгульного Бахуса, деспотическую власть над всем столом.

Асламаз вскинул рог, вмещающий тунгу вина. Он поблагодарил Квливидзе за