Читаем Великий Моурави 1 полностью

может остаться...

- Думаю, пока послание Годунова глазами не увидим, незачем обсуждать.

Опасно, отцы, против шаха идти. Никогда с Московией дела не имели. Кто такие?

Какой царь? Какой народ? Да, да... горами наши земли разделены, как можно

доверять? Мы тоже пошлем к русийскому царю отца Феодосия, тогда узнаем,

выгодно ли нам с шахом враждовать, даст ли Годунов стрелецкое войско оградить

Картли от магометан?

Георгий X настороженно помолчал и твердо добавил:

- Бартом, принеси грамоту. Да, да... В грамоте хорошо объяснили:

поверят, почему в Имерети не пропустили толмача Своитина. Раньше, чем Картли

не сговорится, опасно посольских людей в Имерети пускать. Дадиани хитростью

тоже многое может получить.

Бартом разложил перед царем грамоты.

- Взгляни, царь: с грузинского на греческий мудрый отец Феодосий

перевел, с греческого на русийский - толмач Своитин Каменев.

Георгий X задумчиво всматривался в знакомые знаки, расположенные на

лощеной бумаге:

"Яз государь царь Юрьи Картлинский и всея Иверские земли царя Симеонов

сын вам великого государя и царя и самодержца всея Руси Бориса Федоровича и

его возлюбленного сына царевича Федора Борисовича всея Руси послом Михаилу

Игнатьевичу да Ондрею Иванову пишу вам радоватися.

Посем прияхом честную вашу грамоту и, еже в ней писано, то велми

выразумели. И как преж сего вам писал, и ныне вам пишу: о сем ведаете, то

есть великое дело. Говорите, что есть повеленье царьское, да будем в

присвоенье; а на нас кабы досадуете, хотите учинить кабы спешно, и говорите,

чтоб были в присвоенье. А хотите спешно учинить, и то дело великое царьское

присвоенье и о том, говорю вам, подождите до великие пасхи светлого

воскресенья Христова, до весны, да будет и Александр царь. И тогда божьей

волею, по вас пришлю, и вы у меня будете. И как увидимся и царьскую грамоту

увидим и вычтем ее, - да будет тогда божья воля и царьское хотенье.

А что послали естя сех людей Своитина с товарищем к Дадьянскому, и мне

то кажется не добро, что тем людям ехать туды, потому что вам надобно, и

того у нево нет. А Дадьякский под Турскою рукою; а хрестьянам всем подобает

быти Турскому недругом и не любити их. И чтоб Дадьянский, поймав людей

ваших, не отослал к Турскому также, как он зделал с шаховыми людьми. И для

этого яз их не пропустил, чтоб их не потерят. А временем Дадьянский в руках

наших будет; а лутчее будет зделано.

Писано лета 7113-го".

Подписав грузинскую грамоту, Георгий X свернул три лощеных свитка и

приказал Бартому отпустить Своитина Каменева в Кахети к князю Татищеву.

В трапезной, куда перешли после совещания, чинно ели пилав с курицей,

пилав с миндалем, пилав с кишмишом и яичницей, форель с соусом из кислых

слив, запивали душистые груши монастырским вином.

Реваз Орбелиани смотрел на золотую чашу, усыпанную драгоценными камнями.

Фамильная гордость князей Орбелиани. Уже две недели он, Реваз, томится в

монастыре. Мамука говорит - лучшей жизни не надо: запах хаши забыл, сердце в

вине плавает, в постели сам себя найти не может, даже кони зазнались,

брыкаться стали... Но почему молчит черный каплун? Зачем звал? Зачем держит?

Думает, джейраны ждать будут, пока Реваз молиться научится? Вот и сегодня в

церковь пригласил, думал для разговора, а он клятву Луарсаба принимал...

Мамука говорит - не наше дело: меньше вмешиваться в чужие тайны, чаще пилав

есть будем...

Наутро суровый монах распахнул дверь, и Реваз нерешительно вошел в

безмолвную палату. За ним тенью следовал Мамука. Чубатых голубей не вспугнули

робкие шаги Реваза и насмешливый голос Трифилия, они важно клевали пухлые

зерна на белом подоконнике.

- Дела поправишь, к царю ближе будешь...

- Такое, отец Трифилий, в голову не приходило, но если княжна не из

семьи наших фамильных врагов...

- То князь Реваз с удовольствием покорится воле святого настоятеля, -

поспешно перебил Мамука.

Трифилий поморщился. Орбелиани всегда враждовали с Магаладзе, но он

весело пересчитал князей, окончивших вражду соединением своих фамилий. Чем

обидели князя вежливые Магаладзе? Реваз хотел сплюнуть, но вовремя

спохватился и только выразил желание не утруждать своей головы поклоном

вежливым князьям.

Но Мамука, кашлянув, вставил:

- От удачного поклона иногда голова тяжелее становится.

Трифилий, сдерживая улыбку, пожалел о настроении князя: сейчас царь

подыскивает жениха для княжны Магаладзе. Он из мести решил отдать в приданое

имение Орбелиани, и вот ему, настоятелю, пришла мысль упросить царя

согласиться на брак княжны с Ревазом...

- Нехорошо, когда фамильные владения попадают в чужие руки, - добавил

со вздохом настоятель, - а молодой Чиджавадзе, кажется, мечтает вместе с

виноградниками Орбелиани получить приятную Астан.

Реваз вздрогнул. Чиджавадзе - друзья Иллариона и много способствовали

изгнанию Реваза из имения...

Через два часа Трифилий и Реваз в сопровождении слуг, обгоняя табун

молодых коней, по глухому ущелью мчались в Твалади.

Отражение светильника желтым пятном качалось в черном квадрате, летучая

мышь зловеще цеплялась за каменный карниз. Шадиман с досадой закрыл окно.

Посланный царицей в "дальний монастырь" за Нестан, он четырнадцать дней

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века