в сорок рублей из запасных, что посланы с нами, а царевне сорок соболей".
На показ царевны Тинатин русийскому посольству в Метехский замок
съехались все светлейшие и несветлейшие князья. Каждый из них, желая
поразить русийское посольство, надел на себя все, что только мог. Но и
русийское посольство решило поразить картлийских феодалов, поэтому все
свелось к вопросу - кто физически больше может нести на себе.
Приехав с Ревазом, разряженная в фамильные драгоценности Орбелиани
Астан не знала предела гордости. Правда, она не могла похвастать вниманием
Реваза. Страсть упрямого княэя к охоте и путешествиям в обществе дерзкого
Мамука нередко приводила ее в бешенство, но Астан упорно скрывала от всех,
даже от родных, не только холодность мужа, но и его нежность к Дареджан,
красавице из семьи мсахури. Вначале Астан пыталась удалить девушку, но тут
обычно податливый Реваз проявил необычайную энергию и решительно заявил, что
если один волос упадет из густых кос Дареджан, то голова Астан останется
совсем без той жалкой травы, которую она почему-то называет волосами. "Да и
мало толку, - думала Астан, - уничтожишь одну, другую возьмет. Эта змея хоть
боится меня, близко к замку не подходит".
Но на выездах в царский замок или к князьям Реваз обязался щадить
самолюбие Астан и быть внимательным. Благодаря такому уговору Реваз
возненавидел выезды, а Астан под разными предлогами извлекала его из Орбети.
Княгиня Джавахишвили, изнемогая под фамильными драгоценностями, с
удивлением смотрела на княгиню Месхия с дорогим жемчужным ожерельем на
отцветшей шее. Она твердо помнила, что это самое ожерелье, украшенное в
середине золотой орлиной лапкой, держащей в своих когтях большой изумруд,
она видела во время приема кизилбашского посольства на сморщенной шее
разорившейся княгини Джорджадзе.
Она приписала такое наваждение знойному миражу, но из-за этого миража
выглядывало лицо Вардана Мудрого, в торжественных случаях тайно, за крупную
мзду, снабжавшего благородных княгинь драгоценностями. И чтобы какая-нибудь
восторженная княгиня не забыла о возврате драгоценности в обусловленный срок,
Вардан Мудрый с сокрушенным видом брал под залог амбары с шерстью, не
пренебрегал и водяной мельницей, а осенью с удовольствием присваивал на
время виноградники с народом, работающим на них.
Но не все кичились только драгоценностями. Полководцы, сардари, минбаши
и азнауры старались как можно громче бряцать старинным родовым или
захваченным в боях оружием. Особенно привлекала общее внимание изогнутая
сабля полководца Ярали с крупными алмазами на бирюзовой мозаике ножен,
отнятая им у турецкого паши в последней войне.
Кроме оружия и драгоценностей, предметом забот, зависти и вожделения
были усы. Их так же оберегали, как клинок дамасской сабли, их выращивали с
такой же тщательностью, как виноградную лозу, их окрашивали, как дорогие
шелка, их так же чистили и скребли, как и арабского скакуна. Усы давали
возможность войти в посылаемое в Турцию или Иран посольство, усы вились
вокруг царского трона, усы прокладывали дорогу к сердцу красавицы.
И сейчас они, подобно фрескам, красовались в залах Метехского замка:
красно-пушистые мхом прижимались к губам, черные торчали воинственно
стрелами, желтые колечками вздрагивали на щеках, бурые поднимались дымом
костров, белые свисали серебряными льдинками.
Русийское посольство, впервые прибывшее в Картли, вызывало у князей
неопределенное чувство. Они не знали, какие выгоды или убытки несет им брак
Тинатин с царевичем Русии. Они догадывались о каких-то тайных переговорах не
только по поводу приданого Тинатин, строили всякие предположения, но были
далеки от истинной цели Татищева. Но всем было ясно, что подули северные
ветры, и в Картли восточная политика получает новое направление. И на всякий
случай старались снискать расположение русийского посольства. Многие
прибегали к толмачам для передачи любезностей, многие дарили старинные
грузинские вещицы; многие старались подчеркнуть свое могущество в Картли.
В следующем послании Борису Годунову Татищев писал:
"И были мы, послы, у царя Юрья, и царевну царь показал. А сидела
царевна на зголовье, а зголовье низано жемчугом, и ковры посланы золотные; а
на царевне было верхнее платно - бархат золотной, кружево саженое, а под тем
платно объяр, золотная, кабы срюресцы подпоясоны, а на голове у нее был шлык
бархат глаткой, червчат кабы на урус сажен жемчюгом с каменьем.
А подле царевны сидели с правую руку Юрьева царица. И сказал им я,
Михайло Игнатьевич, государево жалованье по сороку соболей; и они на
государеве жалованье били челом. И царевне царь велел встать, и шлык с нее и
верхнее платно снял; да деревцом царевну смерил и тое мерку нам дал. И та
мерка тое мерки, что прислана от тебе, государя, маленко поменши, с
полвершка и менше. А царевна рожаем добра, а не отлично красна; лицом бела,
толко белятца, не самое знатно; а очи черны; нос не велик, по лицу волосы
крашены на красно, а сказывают, что у нее волосы черны, а в стену царевна
пряма, толко тоненка, что молода сказал Юрьи царь, что она ныне 9 лет. А