Великий Моурави 5

немыслимо, ибо собака Баиндур найдет случай вонзить ханжал в опасного свидетеля.

Конечно, и я могу найти случай

исчезнуть из Гулаби... А царь? А светлая царица? А любимый князь Баака?! Да

поможет мне аллах вывезти любимых из

жилища шайтана в прекрасный Тбилиси!" Внезапно осененный мыслью, Керим

вскрикнул:

- Напрасно, неповторимый Али-Баиндур-хан, веселым смехом хочешь придать

мне бодрости. Разве я забыл

рассказать тебе, как в Исфахане несколько ханов, тревожась за жизнь царя

Гурджистана, высказали шах-ин-шаху просьбу

сменить тебя, ибо ты можешь потерять терпение, а потом... свалить все на

случайность. Шах так рассвирепел, что даже

Эреб-хан уравнял цвет своего лица с цветом травы. "Пусть тысяча змей, -

заскрежетал добрый шах, - защитит Али-

Баиндура от случайности!.. Ибо истязать я повелю его на Майдане-шах! Пусть

правоверные убедятся, что для "льва Ирана"

непослушный хан и факир в одной цене! Сто лет будут изумляться пыткам, которыми

угощу неосторожного Баиндура!.."

С большим удовольствием Керим наблюдал, как крупные капли пота потекли

по синеющему лицу хана.

- Какой шайтан посмел оклеветать меня перед шах-ин-шахом?! Тебе

Караджугай-хан сказал об этом?

Керим молчал. Баиндур прохрипел:

- Не доставлю я радости моим врагам! Клянусь святым Аали, случайности

не будет!

Только теперь Керим мысленно возблагодарил аллаха: жизнь светлого из

светлых в безопасности!

- Хан из ханов, не находишь ли ты, что стоны князя Шадимана сломят

упрямство царя?

- Нахожу, ибо этот окаменевший царь надеется царствовать.

- О Мохаммет! О Хуссейн! Значит, устрашаться незачем! Скоро... Да будет

нам дорога в Исфахан бархатом!

- Но раньше, тебя, нетерпеливый, ждет другая дорога.

- Видит святой пророк, я готов! И пусть шайтанша из меня люля-кебаб

сделает, если я не пригоню тебе тридцать

верблюдов с богатством семи купцов!

- Керим! Не медли, ибо запоздалого всегда ждет неудача... - Хан

удивился, ибо сам ощутил испуг. - Керим! У

Юсуфа двадцать рабов, которые свяжут купцов и сделают то, что должны сделать. А

где ты возьмешь столько? Оборви свою

просьбу! Нет! Ни одного сарбаза не дам! Ищи сам. Ты за это с излишком получишь,

значит, должен за все отвечать! - В

страшном волнении Баиндур вскочил, открыл наугад коран, прочел суру "Скот": "Не

устраивайте беспрерывно засад..." и

воскликнул: - Без Юсуфа немыслимо! О святой Хуссейн! Но за что Юсуфу половину?

Или он томился хоть один день в

пыльном Гулаби? Керим! Достань себе двадцать помощников!

- Бисмиллах! На что тебе, хан, двадцать свидетелей? Или возможно

поручиться хотя бы за одного? Рассвирепев

однажды за взмах плетки или обиженный за непосильную подать, он донесет "льву

Ирана" на двух ханов...

- На каких двух?

- Насмешливый див подсказал Юсуф-хану притащить сюда двадцать рабов.

Мною уже сказано: рассвирепевшие

или обиженные, они все вместе или один из них докажет, что Али-Баиндур совместно

с Юсуф-ханом напали и расхитили

шахский караван.

- Керим! - с отчаянием выкрикнул Баиндур. - Ты трясешь меня, как

медведь тутовое дерево! Не ты ли сам

предложил обойти Юсуф-хана?

- Удостой меня доверием, хан из ханов! Не только хан Юсуф лишний, но и

двадцать свидетелей!

- Аллах! Может, и я лишний? Говори, уж не один ли ты рассчитываешь

победить семь купцов и семь погонщиков?

- Свидетель Хуссейн, одному трудно, но с помощью тысяча второй ночи и

одного слуги - клянусь, легко! Сестра

удачи сейчас подсказала, кого...

- Не сестра ли треххвостого шайтана? Все равно, говори, кто внушил тебе

доверие?

- Гонец Шадимана... Арчил-"верный глаз". Он здесь неизвестен, и от

чужого легче уберечься.

Снова восхитился хан Керимом. "Верный глаз" не успеет вернуться,

превратится в слепца, а заодно и молчальника!

Сегодня же он, Али-Баиндур, откажется и еще упрекнет Юсуфа в недальновидности и

беспечности. Разве хан не знает о

повелении "льва Ирана" не покидать Гулабскую башню ни на один день? Почему же

подверг его опасности, притащив с

собою двадцать свидетелей? Потом, примирившись, поклянется святым Мохамметом,

что и мысленно не приблизится ко

второму караван-сараю. Пусть Юсуф сам богатеет, радуя сердце Али-Баиндура,

близкого друга Юсуф-хана. И уговорит

поспешить, ибо запоздавших ждет неудача...

Арчил начал отчаиваться: уже пять дней прошло, а пояс все еще на нем.

Получив два послания Шадимана, хан не

допустил Арчила подняться в башню - под предлогом, что он, возможно, подхватил в

караван-сараях какую-нибудь

болезнь: пусть пройдет срок. Арчила поместили с лазутчиком, рябым сарбазом. И

хотя Датико мог видеться с сыном,

сколько захочет, но лазутчик понимал по-грузински. И разговаривали только о

родных, о Метехи. Причем Арчил не

забывал повторять: "Мой князь, Шадиман", или: "Царь Симон не перестает возносить

молитвы о здоровье шах-ин-шаха".

О трагическом конце Симона Второго Арчил решил рассказать только в

башне, ибо Моурави пожелал скрыть

истину от Али-Баиндура. А если хан сам узнает, сказать: "Я выехал раньше".

Вспомнилось Арчилу, как, тайно проживая у

Вардана Мудрого, он стал свидетелем ужаса, пережитого тбилисцами. Неприятно

удивленные открытой радостью царя

Теймураза по поводу убийства другого царя, горожане сдержанно встретили