Великий Моурави 5

растение. Укрась ее цветом землю, и ты

познаешь тайну из тайн. Запомни многогранную, имя благословенной - Любовь, но от

"луны до рыбы" не доверяй

разноцветному блеску ее, источнику вздохов и скорбей, - ибо любовь слепа! Ради

благ мира, прими голубую. Награжденная

мною именем Добро, она мягче пчелиного воска. В угоду ангелам слепи из нее

крылья и - во имя райского дерева туба и

райского источника Кевсера - красоту возвышенную и низменную. Прекрасная ханум

моя, ради света истинной веры храни

кровавую, ибо это - Счастье! Подобно медузе, она скользка и увертлива; лишь

избранных удостаивай правом коснуться ее.

Но во имя продления мира не будь щедра, ибо счастье суть достижение, обрывающее

крылья стремления! Неизбежно мне

добавить скорченную - Подлость. Да не устрашит тебя липкая! Нигде не сказано,

где потеряла она свой постоянный цвет и с

какого часа принимает тот, какой ей выгоден. Рука моя великодушна, возьми и

остальные четки. Я проявил щедрость, и

каждая из четок - плод моего раздумья и наделена особым значением. Владей ими,

любимая Жизнь, и ты будешь всесильна.

Да будут все желания твои над моей головой!..

Пока солнце и звезды совершали движение, Жизнь любовалась ожерельем, с

легким вздохом надела его на свою

гибкую шею, прошлась, покачивая бедрами, улыбнулась и, незаметно откусив,

проглотила четку бытия. Глазами,

обещающими усладу из услад, смотрела она на аллаха и шептала:

- О аллах, прекраснейший из мужей, преславный, милостивый! Велик ты в

щедрости своей! Но вот пустой крючок,

портящий все ожерелье. Где взять мне четку, достойную подарка твоего, о

повелитель вселенной?

Разгоряченный игрою бедер Жизни, аллах, преисполненный жгучего желания,

подобно смертному, хотел броситься

на неповторимую, но, взглянув на нее, понял: без новой четки возлюбленная не

допустит любовных забав, и, оглянувшись

на улыбчивую луну, подумал: "О шайтан, не самому же мне висеть, где не надо!" -

и, схватив Смерть, нацепил ее на пустой

крючок ожерелья Жизни, а сам, как обыкновенный правоверный, предался усладе из

услад...

Оправила Жизнь ожерелье, торжествующе обожгла соперницу огнем

презрения, схватила чашу и беспечно стала

кидать вниз зерна.

О Мохаммет, кто из правоверных не знает: когда женщина смотрит на

соперницу свою, она забывает сущность

дела.

Взглянул аллах с воздушной шах-тахты на землю и замер:

- Бисмиллах, не отдал ли я сердце без совета разума! Но когда я в

гневе, львы в пустыне дрожат. Что сотворила ты,

прекрасная? Ты затуманила блеск моих глаз и омрачила душу. Зачем не смешала

зерна мудрости и лжи? Я, умеющий

распутывать даже сеть паутины, полон смущения. Как разделится мною созданное? В

одном месте столько воды, что целые

страны среди нее незаметны; а в другом - бесконечная пустыня и ни глотка воды.

Зачем столько гор вместе и нет равнины

даже для комара? Поистине благоуханны леса, но как печальны бесконечные пески

пустынь. О Жизнь, что сделала ты?!

Но когда женщина забывает суть дела, она говорит: "Так лучше".

- О неповторимый! О аллах из аллахов! Ты дал сотворенным тобою зрение,

подобное острию ханжала, жадность

большой акулы и руки неизмеримой длины - пусть сами разберутся в щедротах неба.

Не ты ли, о аллах мой, говорил, что

сладость познается через горечь? Что за удовольствие в готовом благе? И можно ли

познать потолок высоты, не познав дна

бездны?

И было так, как было. Понял аллах намек неповторимой жены своей и

умолк, но тут же потихоньку от нее внушил

правоверным не доверять серьезного дела женщине и не противоречить ей, ибо это

ни к чему.

- Поистине, благочестивый шейх, твой рассказ поучителен! - воскликнул

юркий купец, с наслаждением вдыхая

запах имбиря. - Но нет ли у тебя ключа, открывающего сокровенную тайну? А что

приключилось с первыми людьми по

воле женщины, хоть имя ей и Жизнь, попавшими в тягостное положение?

- Клянусь аллахом, ты угадал! - воскликнул шейх. - Как раз есть!

- О благородный шейх, - сказал желчный купец, - как я дарю молитвы

пророку, подари нам свое внимание, тем

более что ужин, по воле аллаха великого и милостивого, еще не окончен.

- Слушаю и повинуюсь! - ответил шейх. - Да расцветет в вашем саду

цветок нетерпения!

Тут шейх увидел внесенные слугами блюда с птицей, начиненной

фисташками, и скромно умолк. Но когда

последний кусок сверкнул в зубах и остатки тонкого, как папирус, лаваша сжались

в пальцах, он сказал:

- Сердце - море, а язык - берег, когда море вздымает волны, оно

выбрасывает на берег то самое, что в нем есть...

Тут подошел слуга шейха, сменил кальян и едва слышно проговорил по-

грузински:

- Погонщики не пьют, устрашаются шайтана.

Посасывая чубук кальяна, шейх громко сказал по-персидски:

- Беру в свидетели улыбчивого дива, "пророк" Папуна поучал: "Виноград

создал аллах, и сок его священен!" Да

усладятся им правоверные бесстрашно! Так подсказывает -

МУДРОСТЬ

До меня дошло, о благочестивые купцы, что, по решению всемогущего,

долго жили правоверные и нечестивцы,

разъединенные горами, лесами и водой, и встречались под звездным шатром и

солнечным куполом только с ближайшими

соседями, ибо не научились еще подчинять себе коней, верблюдов и строить фелюги.