Великий Моурави 5

Молнией сверкнули глаза гяура:

- О великий везир, вот уже семь полнолуний, как я приехал в

благословенный Багдад. Желая удвоить состояние, я

распродал в своей стране все имущество и даже рабов и невольниц. На вырученные

туманы и пиастры я купил драгоценное

оружие: лезвия из дамасской стали, а рукоятки из слоновой кости, или золотые с

тончайшей резьбой, или обсыпанные

бирюзой и самоцветными камнями, нефритовые вазы, над которыми трудились сотни

лун шлифовальщики, достойные

райского цветника. Властелин вселенной благожелательствовал мне, и часть

сокровищ я продал с большой прибылью. Да не

будет сказано, что я поступил глупо, спрятав вырученные золотые монеты у себя в

доме, ибо они остались у меня целы.

Хассан-аль-Хассиб - да падет позор на его голову! - был моим соседом по лавке.

Веря в его благочестие и дружбу, я

радовался частому посещению его и показывал то, что показывал только знатным

покупателям. Он ничего не приобретал у

меня, но подолгу любовался драгоценностями. Вчера, как всегда, я открыл свою

лавку и - о горе мне! - увидел ее

опустошенной! С отчаяния я чуть не лишился ума, но, придя в себя, бросился к

Хассану посоветоваться и - клянусь

солнцем, улыбчивый див тут ни при чем! - с удивлением увидел весь свой товар

разложенным на полках в лавках Хассана.

Да отвернется от него аллах! Он торговал им, как своим. Только самые драгоценные

изделия, как я потом узнал,

презренный унес к себе домой. На мой отчаянный крик сбежались и владетели лавок,

и погонщики верблюдов, и

разносчики воды. Они со стыда сгорели, увидя мой товар, украденный Хассаном. Да

покроется его голова пеплом моего

стенания! Он без тени смущения велел всем выйти из лавки, спокойно запер ее и

пошел домой, не обращая внимания на

возмущение всего базара. Тут луч солнца проник в мою печаль, и я, о великий

везир, бросился к тебе, как бросаются от огня

в воду, искать справедливости.

- С великим возмущением смотрю я на тебя, о Хассан-аль-Хассиб! - сказал

везир. - Что сделал ты? Разве не был ты

богаче всех купцов Багдада? Шайтан соблазнил тебя, и ты, жертва позора, отдал

ему предпочтение перед аллахом. Разве на

базаре каждый день не стоит вор, пригвожденный к дереву? Разве не знаешь ты, что

двойная кара ожидает того, кто

обворует соседа своего или гостя? Ибо сказано: гостеприимство - первая

добродетель правоверного! О Хассан-аль-Хассиб,

обворовавший своего соседа и нашего гостя, не надейся на снисхождение! Теперь

говори ты!

- Великий везир, сколь горестны, - вскинул руки к небу Хассан, - и

печальны для моего сердца твои жестокие

слова! Ты знаешь: "Аллах окликнул мое сердце и сказал: "Где есть нужда, там

желанное - это я, где есть притязание, там

цель - это люди". Я не обманщик, бисмиллах, и не чудотворец! Я Хассан-аль-

Хассиб! И разве я нуждаюсь в богатстве,

чтобы стать вором? Всю жизнь посвятил я молитве аллаху и благочестию. Но

навеянное шайтаном сомнение тревожило

мою душу, как самум - песок: не мало ли я молюсь, доходят ли молитвы мои до ушей

аллаха, угодна ли их чистота вечному,

неизменному? И взмолился я так: "О аллах всемогущий, всетворящий! Нет у меня

другой услады, кроме молитвы тебе и

восхваления. Снизойди до раба твоего, о повелитель, воздай мне должное и выкажи

чем-нибудь снисхождение к Хассан-

аль-Хассибу, дабы знал он, что молитвы его угодны тебе". Так, великий везир,

молился я перед каждым сном. И вчера аллах

уготовал мне такой же день, и я, совершив последний намаз, лег на ложе в

благочестии и, равнодушный к благам мира,

заснул крепким сном. "Вставай, Хассан!" - услышал я голос, подобный музыке. "Кто

ты и зачем будишь меня?" - спросил я

изумленно стоящего перед моим ложем старца в голубом тюрбане. "Я - аллах,

пришедший по твоей Страстной мольбе!" -

"Прибегаю к аллаху от гнева аллаха!" - воскликнул я и тотчас увидел вокруг

ослепительный свет, повергся ниц и, целуя

землю у ног аллаха, не смел поднять глаз. Свидетель Мохаммет! Слышу вновь слова,

подобные музыке: "Хассан-аль-

Хассиб, ты услаждаешь мой слух чистыми молитвами. Да будешь ты, избранный,

примером для многих, да узнают все, как

ценю я преданность, ибо истина в ней. Встань, Хассан, и прими знак моего

довольства тобой при посредстве четырех вещей

- сердца, тела, языка и имущества. Три первых отдай мне, а четвертое пойди

сейчас на базар и возьми у нечестивого соседа

твоего гяура. Да будет твоим то, что давно восхищает твой глаз. Поспеши, ибо с

каждым днем...

Но тут шейх увидел, что слуга снова внес на подносе дастархан, и

скромно умолк.

А когда на дне маленьких фаянсовых чашечек осталась одна гуща, он

продолжал:

- ...с каждым днем драгоценностей в лавке гяура становится меньше. Не

забудь скамейку, на которой он сидел, ибо

сказано; если в лавке нет товара, незачем в ней сидеть". О великий везир, как

смел я ослушаться аллаха, да прославится

мощь его, и не принять дара священного? Я тотчас побежал на базар и сделал то,

что сделал.

И Хассан распростерся перед везиром.

- Благочестивый Хассан, удостоенный посещения аллаха, да пребудет с

нами его благословение! Встань, иди с

миром и владей всем, что подарил тебе аллах!